Повести и рассказы (сборник)

Леонид Николаевич Андреев

Шедевры мировой литературы (Мир книги, Литература)

Леонид Николаевич Андреев (1871—1919) – русский писатель. Первая книга рассказов, вышедшая в 1901 г., была высоко оценена критикой, и он почти сразу стал литературной знаменитостью. Первые произведения Андреева были проникнуты критическим анализом современного ему мира. Однако еще в раннем периоде творчества писателя проявились его основные мотивы: крайний скептицизм, неверие в человеческий разум, возникло увлечение спиритуализмом и религией. Своей известностью после 1905 г. Андреев в основном обязан успеху в качестве драматурга. Его первая пьеса появилась в 1905-м, и впоследствии он издавал не менее одной пьесы в год. Большевистская революция 1917 г. вынудила писателя перебрался в Финляндию, где он пером публициста обличал коммунистическое засилье на родине. Произведения Андреева отличает резкость контрастов, неожиданные повороты сюжета в сочетании со схематической простотой слога. В данном томе представлены лучшие повести и рассказы Андреева, написанные в разные годы.

Леонид Андреев

Повести и рассказы (сборник)

Баргамот и Гараська

[1 - Впервые – в газете «Курьер», 1898, 5 апреля, № 94.]

Было бы несправедливо сказать, что природа обидела Ивана Акиндиныча Бергамотова, в своей официальной части именовавшегося «городовой бляха № 20», а в неофициальной – попросту «Баргамот». Обитатели одной из окраин губернского города Орла, в свою очередь, по отношению к месту жительства называвшиеся пушкарями (от названия Пушкарной улицы), а с духовной стороны характеризовавшиеся прозвищем «пушкари – проломленные головы», давая Ивану Акиндиновичу это имя, без сомнения, не имели в виду свойств, присущих столь нежному и деликатному плоду, как бергамот. По своей внешности Баргамот скорее напоминал мастодонта или вообще одного из тех милых, но погибших созданий, которые за недостатком помещения давно уже покинули землю, заполненную мозгляками-людишками. Высокий, толстый, сильный, громогласный Баргамот составлял на полицейском горизонте видную фигуру и давно, конечно, достиг бы известных степеней, если бы душа его, сдавленная толстыми стенами, не была погружена в богатырский сон. Внешние впечатления, проходя в душу Баргамота через его маленькие, заплывшие глазки, по дороге теряли всю свою остроту и силу и доходили до места назначения в виде слабых отзвуков и отблесков. Человек с возвышенными требованиями назвал бы его куском мяса, околоточные надзиратели величали его дубиной, хоть и исполнительной; для пушкарей же – наиболее заинтересованных в этом вопросе лиц – он был степенным, серьезным и солидным человеком, достойным всякого почета и уважения. То, что знал Баргамот, он знал твердо. Пусть это была одна инструкция для городовых, когда-то с напряжением всего громадного тела усвоенная им, но зато эта инструкция так глубоко засела в его неповоротливом мозгу, что вытравить ее оттуда нельзя было даже крепкой водкой. Не менее прочную позицию занимали в его душе немногие истины, добытые путем житейского опыта и, безусловно, господствовавшие над местностью. Чего не знал Баргамот, о том он молчал с такой несокрушимой солидностью, что людям знающим становилось как будто немного совестно за свое знание. А самое главное, – Баргамот обладал непомерной силищей, сила же на Пушкарной улице была все. Населенная сапожниками, пенькотрепальщиками, кустарями-портными и иных свободных профессий представителями, обладая двумя кабаками, воскресеньями и понедельниками, все свои часы досуга Пушкарная посвящала гомерической драке, в которой принимали непосредственное участие жены, растрепанные, простоволосые, растаскивающие мужей, и маленькие ребятишки, с восторгом взиравшие на отвагу тятек. Вся эта буйная волна пьяных пушкарей, как о каменный оплот, разбивалась о непоколебимого Баргамота, забиравшего методически в свои мощные длани пару наиболее отчаянных крикунов и самолично доставлявшего их «за клин». Крикуны покорно вручали свою судьбу в руки Баргамота, протестуя лишь для порядка.

Таков был Баргамот в области международных отношений. В сфере внутренне