ЖЕНА ПАРТИЙЦА, ИЛИ ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ВАСИЛИЯ НАКОНЕЧНОГО

(поэма-мюзикл-оратория о героизмах недавнего времени)

Либретто

Может быть ты, уважаемый Читатель, и не сторонник всяческих «новоязов», но вот, – перестройка, – а она, как и все революционерствующее, имеет свои полноправные идиотизмы.

Что поделаешь. Вопиют сроки. Масло Аннушкой уже разлито, и с легкой руки Подрыбойрожденного все более стихийно и неподконтрольно расширяется гласностная брешь в тоталитарной стене из однопартийно-идиотизированных кирпичей, веками клееных слюной и кровью разных исторических перегибщиков.

В образовавшуюся дыру, сорвавшись с цепи, устремляется буйствующий перестроечный ураган. Самовольно вздымая пыль, он задувает ее в ноздри гражданам единого и неделимого государства.

Заразительно булькает перестроечная закваска, требуя от некогда идейной, но теперь зазнающейся рядовой биомассы левых и правых действий.

Сильно партократическое засилье.

Однако свежа, скороспела и полна оптимизма молодая демократическая поросль, – а молодость часто одерживает победы…

Пыль, вздыбленная ветром перемен, лишает уверенности Партийца…

Вынуждает быть приспособленцем Парторга…

Чманящие пылинки забиваются и в ноздри заводчанина Василия Наконечного…

Но верен ли выбранный Васильем способ сведения счетов с однопартией? Есть ли у него право на месть?

Сходу ответить на этот вопрос – все равно, что сходу пытаться определить, является ли нечто новое в литературе – новым. А задача эта для рассудка, непреодолевшего рамки приобретенных, шагая по жизни, стереотипов – малоразрешима.

Пролог

Стиль лишается бравурно ржущих ролей,

не стает от беспивия пасмурно злей,

распозная грядущее в левой ноге,

не спасается мук в истеричной дуге,

и, коробясь заметных карманных прорех

убеждается:

новотолдонить —

не грех.

Настоящая комсомолка отдается

только большевику.

ОНА. Хичный ты… Припал будто

горло прокусить изготовился.

ОН. И прокушу.

Нам необходмо преодолеть

внешнее отношение к силе.

1

На Свете важно-несуразном

и неотесанно – большом

живут народы очень разно:

в тулупах, майках, нагишом;

одни живут при небоскребах,

другие в сельве, – вне аптек,

иные могут жить в сугробах… —

разнообразен человек,

живущий, как его научит

идеологии язык,

и как страдальца быть приучит

надстройка – штык, к нему впритык.

К надстройкам ластятся богемы..,

но в нашей не про то, в поэме.

2

Кто вместо кармы холит сало

и чья тяжелеет рука,

кому в любвях свободы мало —

тому и строчки свысока,

где персонаж, хоть не прилизан,

он вовсе не замшелый гнида,

мозгой на авангард нанизан,

который тащится с корриды,

кому с рожденья не везло,

кто не рожден в стране муравий,

но выжил партии назло

средь нищеты, лапши, бесправий…

Но это ль жизнь, когда от скуки

грешить ононом тянет руки?..

3

Герой, как многие, невзрачен,

общественной лапшой задрочен

и сексуально озадачен,

и встречным планом озабочен,

и у него был сильный жар,

по переходу не пойдя,

он несся, словно на пожар,

не ждя трамвая, как дождя,

спеша в стране полузаконов

и не поймать такси бояся,

он мимо промелькал балконов;

героя звали просто – Вася.

Он, сердцеедный кровопийца,

спешил бегом к жене партийца.

4

Мы проследим, усердно роя

истории отцвелый пласт,

генезис нашего героя, —

он был не ЧМО, не педераст,

хоть жизни битый был бичом,

по-мозахистски неудачен,

токсикоманился потом,

зелеными слезами плача,

вдыхал едко-дурящий дым

в малинно-серостной печали..,

а головня и киберштым

его геройством охмуряли,

когда Василия достал

МалевичРодченкоШагал.

5

Хоть быта сумрачная рябь

в малину парня окунала,

распаханная настежь зябь

ему суицидал внушала,

и он в израненной душе,

тянулся жадно к пистолету,

патрон дославши в ствол уже,

презрел Галлееву комету…

но ближе черная дыра,

откуда пуля вылетает,

пора, дрожит рука, пора —

…нет, револьвер на пол роняет,

и выстрел от паденья вдруг,

и неожиданный испуг.

6

Меж тем, партийный Сандараки,

владелец выпуклой