ГОРОХОВЫЙ БУНТ

Старпом «Ворона» пошел на повышение. Его назначили командиром «Сарыча».. А на его место прибыл помощник командира со «Сметливого». Для непосвященных: старший помощник командира и помощник командира – это две большие разницы. Старпому подчиняется фсё и он отвечает за фсё, т.е. он почти командир. А помощнику подчиняется лишь боцманская команда и служба снабжения, а отвечает он за состояние бортов, надстроек, палубы и якорного устройства, т.е. он всего лишь главный боцман.

Вот такой главный боцман и свалился на голову вороновцев. Очевидно, в мечтах он видел себя флагманом, адмиралом во главе эскадры и даже флота. Это было видно по тому, как он старался, стремился и бил копытом в броневую палубу.

Команду он задолбал тренировками, тревогами, учениями по борьбе за живучесть, извел придирками, проверками, нарядами, взысканиями. Народ старпома не взлюбил.

Была суббота. Заканчивалась большая приборка, вернее не заканчивалась, а закончилась, так как дежурный уже скомандовал: «Закончить большую приборку. Медь, железо драить, резину мелом белить. Палубу скатить и пролопатить!»

Приборщики убирали приборочный инвентарь. Бачковые были готовы по команде: «Бачковым накрыть столы», мчаться на камбуз за пищей.

Но вместо этой приятной команды прозвучал сигнал большого сбора. Экипаж построился на юте. Появился старпом. Он прошел к шпилю и стал бросать резкие слова:

«Приборка выполнена плохо! Обед вы не заслужили! Приборка продлевается на час!»

Он весь вытянулся, глаза округлились, головенка гордо вздрагивала. Вот, мол, какой я крутой командир. Он дождался, пока качнувшиеся было шеренги не замерли вновь, и проорал:

«Продолжить большую приборку! Разойдись!».

Небольшой треугольник верхней палубы между носовым окончанием и нулевым шпангоутом был особой территорией. Заходить за нулевой шпангоут могли только годки. Прочей зелени, по неписанному матросскому праву, вход за нулевой шпангоут был закрыт. Годки собирались на своей суверенной территории и сладко обсуждали преддембельные вопросы.

И корабельные – тоже.

Вот и сейчас в передней части бака сгрудились старослужащие. Они о чем-то тихо спорили. Затем, придя к согласию, годки покурили над обрезом и разошлись.

Наконец приборка на «Вороне» закончилась. Дежурный оповестил: «Команде обедать!»

Оповестить-то оповестил, но к камбузу ни за первым, ни за вторым никто не подошел. Старший кок остановил пробегавшего мимо камбуза матроса:

– В чем дело? Где бачковые?.

– А их и не будет.

– Почему?

– Годки решили отказаться от пищи.

– Зачем?

– В знак протеста.

О таком чуде старший кок немедленно оповестил дежурного по кораблю. Тот доложил старпому. Осознав всю серьезность положения, старпом построил бачковых на юте и приказал получить пищу и разместить её по столам. Бачковые приказание выполнили, но к налитому в миски борщу никто не притронулся. Запахло бунтом.

На Черноморском флоте уже был такой случай. На броненосце «Князь Потемкин Таврический». А теперь вот и «Ворон» подсуетился.

Узнав о случившимся, командир послал всех офицеров в низы убеждать матросов прекратить демонстрацию, и сам спустился в третий кубрик. Конечно, морячки послушались бы командира. Они его уважали. И инцидент был бы исчерпан. Но тут крепко подгадили трепачи-сигнальщики.

Когда флагманский связист после вкусного обеда в кают-компании крейсера «Ворошилов» вышел на верхнюю палубу подышать свежим воздухом, он обратил внимание на оживленный разговор между «Ворошиловым» и «Вороном», который стоял у Минной стенки.

Очевидно, сигнальщик с крейсера запросил своего приятеля о том. что происходит на сторожевике. Тот отсемафорил:

– У нас гороховый бунт!

– Не понял.

– Команда отказалась от пищи.

Прочитав семафор, встревоженный флагминский связист немедленно доложил его содержание адмиралу. После чего участь «Ворона» была решена.

Досталось всем. Хорошо, что дело происходило во времена «нашего дорогого Никиты Сергеевича». Никаких расстрелов, никакой Колымы. Просто старпома уволили с флота по пункту «Г», то есть, без пенсии и льгот.

С командира сняли звездочку и перевели на другой корабль. Матросов разбросали