а листья серыми громадами

после заката манят тучи

и пахнет хлебом небывалым и

грозою город нахлобучен

обучен может быть без пользы и

затоплен будет в три по полночи

тревогой желтой светофорною

фонарь на площади соборной

проборами дворов под липами

проломом сквозняка за форточкой

и винный дух с парами хлебными

сманил причастность в переулочки

гремит листва под ливнем бродом и

запутался в слезах стежками

на лесополосе вцепился в горло и

клочками тучи рвет ольшаник

а помнишь дождь с грозой и куст сирени

огромный ствол сосны и рядом зверобой

ковром под нами желтые качели

скрипели на ветру и нам с тобой

хотелось пить взахлеб озонный воздух

сто тысяч вольт сверкали в небесах

и эхо лес трепало долго-долго

и сумерки стояли на часах

опомниться и вспять под крышу остановки

где губы и глаза встречались сотни раз

а помнишь дождь с грозой и на пустой парковке

случайное такси попалось на вокзал

ага сейчас и выскочил в проулок

с маршрутки на сиреневом асфальте

встал душный дождь из фонариных рюмок

голубоглазый бог на синей смальте

за тридцать с лишним лет привык к провалам

на горизонте сшитом не по росту

пошарит по карманам и подвалам

сожжет останки и поедем в гости

в уютный дом на праздник новоселы

несут вино и мед и хлеб на скатерть

а там внизу шатается весёлый

голубоглазый бог на синей смальте

бритвы мидий

бреют море

бренность топят

в преисподней

нежность пяток

жалят солью

счастье жгут

и жарят с мёдом

на краю

у горизонта

мясо красное заката

в раме лестничных пролетов

чернота и ангел бледный

мажет стены кистью белой

гулко шаркают сандали

вверх по лестницам хрущевок

невозможно зацепиться

смертной рифмой человечьей

за перилами провалом

явь и сонный дух житейский

премешивают в кашу

шум каштанов за окошком

с йодом неопавщих листьев

запах бреда болью в горле

ломит и саднит ангинно

всё изменится на утро

наши тени станут длинно

рассуждать о новоселье

строить планы на сегодня

и за прозой новогодья

станет таять ангел бледный

медленно и постепенно

по ступеням сизой тенью

рифма выдохом последним

выметет остатки мела

и на утро станет белой

жизнь за желтой занавеской

влюбиться можно только в контрапункт

и контрапунктом только дождь в столице

северо-западной смывает лица

и ждёт когда раскроет зонт

сиреневый над тротуаром

над вымыслом пустых мостов

за разведением основ

следит буфетчик полупьяный

на лиговском в сорок шестом

году негаданно-нежданно

в горошек мелкий сарафанный

мелькнёт грядущее мостом

распахнутым и черно-белым

замешанным как хлеб с вином

и дрыхнет беспробудным сном

как одуванчик ошалелый

внезапный пафос лужи в небе

за престыми облаками

переворачивает небыль

и явью кажется словами

непроясняется пространство

качели в мрачном предвечерьи

скрипят осенним самозванством

обмакивает в чай печенье

в кафе на вайнера витрина

запоминает отражение

щеголеватой поэтессы

и продолжается движение

вот так рождается картина

в финале неумелой пьесы

всё было лучше некуда когда

смешная тень валялась под ногами

и если б не прощанье оригами

не оказалось ломкой кромкой льда

по складкам сизой наледи гадал

о смерти и дожде апреля в небе

в бреду горячечном и сладкой неге

голодный бог по улицам шагал

под жарким ужасом лоскутных одеял

по топографии родных ладоней

завороженный жуткою погоней

он голые предплечья целовал

застрех пятиэтажных наваждений

в коробке у размокшего двора

корою черных лип запомнилась жара

и горьким тополем последний день рождения

всё пройдёт поспи немного

лисий нос застрял на ветках

это месяц смотрит строго

ждёт нас в гости только верь мне

всё пройдёт и в коридоре

жизнь закутается пледом

верь мне там на синем море

с будущим танцует ветер

всё пройдёт ознобной вьюге

не прорваться к нам поверь мне

за дверьми заветным кругом

наш покой хранят деревья

можешь мне уже не верить

только месяц между прочи