Рассказ о том, как Петька Боков стал «любимым» зятем и что из этого вышло.

Глава 1. Тёща

К Петьке Бокову из-за ближнего бугра, что по левую руку от их села, в очередной раз припожаловала тёща, и потому все народонаселение их дома стояло на ушах – даже кот Тимофей забирался на чердак и зыркал оттуда злыми глазами.

Есть ещё и дальний бугор по правую руку, но там у Петьки нет никакой родни – даже дальней.

При каждом таком появлении Марь Петровны Боков жалел, что она не там живёт – глядишь реже наведывалась бы «в гости».

Каждый раз Петька ломал голову над этим странным понятием «в гости».

– В гости – это когда заходят на чашку чая с бубликом, – рассуждал он наедине с собой. – Выпьют чай, сгрызут бублик, поговорят по душам с пол часа и по домам – восвояси. А когда заявляются нежданно-негаданно и живут у тебя неделю, другую, третью? Это уже не гости… Это… Это…

Петруха поскрёб пятернёй в кудрявой голове, не находя нужного определения для сего явления и, наконец, сделал жирный вывод:

– Одно слово: тёща! Этим сказано всё…

Пётр мужчина молодой ещё – всего двадцать семь недавно стукнуло, и хотя он не злой и не злопамятный, но всеми фибрами души ощущал недобрую силу со стороны Марь Петровны, словно она никак не могла простить ему то, что он увёл от неё единственную доченьку – Катюшку.

Каждый раз при её появлении у них с Катериной начинались проблемы: то тёщеньке не нравилось, как Петруха посмотрел на неё и она высказывала своё недовольство знакомым тоном прапорщика Тришкина из их армейского подразделения, то Катерина на ровном месте взбрыкивала, требуя нежности и тепла. А какая такая нежность под неусыпным взглядом Марь Петровны? Под этим взглядом у Петрухи даже слова замерзали на языке, а уж чувства и подавно.

Даже самый незлопамятный и добрый мужик начал бы внутренне роптать, предполагая непоправимое: или поторопился жениться, или выбрал себе в жёны слишком молодую девку: ему-то 27 лет, а Катерине всего 18.

Тут ещё совпадение произошло странное: Катя его моложе на девять лет, а Марь Петровна старше на те же девять лет.

Друг Витька Пяткин ему ещё перед сватовством сказал:

– Ох, Петруха, не нравится мне это совпадение! Честно признаюсь: не нравится.

– Эт почему, интересно? – полюбопытствовал Петруха.

– Видишь ли, дружище, – с великим сомнением ответил ему Витька, – Катерина ещё не вошла в самый бабий сок, а Марь Петровна из него ещё не вышла… Как бы какого противоречия не возникло… Коварная эта цифра – девятка. Перевёртыш какой-то, а не цифра: хошь тебе девять, а хошь – шесть… Смотря с какого бока посмотреть.

Петруха тогда посмеялся над дружком, обвиняя в суеверии. А выходило по всем проявлениям – напрасно. Противоречия появились и довольно быстро. При каждом появлении Марь Петровны в их доме начинались трудные времена: недовольство, придирки, едкие замечания следовали одни за другими.

Даже человек с ангельским терпением вряд ли выдержал такой жёсткий прессинг. вполне понятно, что Пётр иногда срывался, ведь он не святой какой-то там, а вполне обычный человек.

Ко всем иным хорошим качествам – доброте и терпению, Боков ещё и не злопамятен, а потому через пять-десять минут его мысли, уже начинали порхать совсем в другом измерении – более высоком и желанном, как те бабочки, что вились вокруг его кудрявой головушки.

С некоторых пор он уходил в дальний угол сада, привязывал к двум развесистым яблонькам гамак, и, устроившись поудобнее, «мечтал» о том, что сегодня после недельной голодухи, наконец, будет допущен к телу собственной жены Катерины, отстранённый за какую-то провинность. За какую он уже и сам не помнил.

Предвкушение этого факта было не менее желанным, чем сам факт, и потому Петруха даже застонал в сладостном ощущении обладания.

Его прервали на самом интересном месте: со стороны сарая донёсся испуганный вопль тёщи:

– Помогите!… Ну, помогите же, хоть кто-нибудь!

– Какого чёрта? – недовольно проворчал Петруха, поворачиваясь на другой бок, явно не собираясь бежать на помощь сломя голову.

Однако вопли не прекращались.

– Даже тут покоя нет! – возмутился Боков, неспешно вываливаясь из гамака.

Неторопливой пох