Тайга – времена года

Долгие годы тайга была его домом. Летним буйством трав и осенним сытным урожаем ореха, зимней пугающей стужей и весенними первыми листочками на солнцепёках, она вошла в его душу, стала защитой от всех жизненных передряг. Он не был заядлым охотником, тайга просто давала ему возможность прокормить себя. Он становился постепенно её жителем, и она привыкала к нему. С годами вырабатывалась привычка ходить по солнцу, по едва заметным приметам, не пользоваться тропами, а ходить так, как ходят дикие звери. Опасность заблудиться отходила далеко назад, в прошлое, и как бы не существовала. Тайга, как огромный живой организм жила своей жизнью, и он научился понимать эту жизнь. Бескрайние просторы синих гор и чистых речек таили в себе различные опасности для человека, требовали внимания, соблюдения всех правил и лесных законов. Но эти законы постепенно становились сущностью человека, как становятся сущностью любые правила и законы в любой жизни. В разное время года тайга была разная. В разные времена года человек менялся вместе с ней. Постепенно с годами тайга стала восприниматься им на уровне инстинктов. Старый лесник стал её частью.

Осень

Осень на Енисее начинается рано. 2 августа, Ильин день уже даёт отмашку бабьему лету. Читая в детстве рассказы Пришвина, Тургенева и других русских писателей, казалось, что до осени ой как далеко. Еще целый месяц календарного лета. Но вода в реке становилась студёной, всё чаще начинал дуть «сивер», задирая воду против течения серыми волнами, накручивая на них барашки. Небо в такие дни становилось низким и серым. Лист начинал желтеть, лес раскрашивался яркими красками, и когда выглядывало солнце, эти краски начинали играть радостными лучиками, согревать сердце. Деревня тоже оживала. Палисадники возле домов наполнялись расцветающими астрами и георгинами, почерневший штакетник и старые доски заплотов только оттеняли это многоцветье. Доски тротуаров переставали вдруг скрипеть под ногами, на улице становилось тепло и уютно. Покосы давно поставлены, а перед уборкой зелёной смеси из овса и гороха оставались свободные дни. Деревенский люд уезжал в лес за созревшей черникой, смородиной, малиной – что уродилось в году. Даже если не было такой ягоды, ехали на заболоченные выруба за морошкой. Ближе к сентябрю созревала и брусника. Наливалась своей крепкой сладостью, которая была чудом, напоминала потом еще долго о коротком северном лете. Варенье с неё не варили, просто пересыпали небольшими порциями сахара – мочили, а потому, вкус тайги не терялся, а становился только яснее.

За брусникой ходили в бор. Бор «Угольный» был самым ближним, за островом Скутовым вверх по течению от деревни, всего около часа на моторе. Лодка заходила в тихую протоку у небольшой полянки на берегу. Там начиналась тропа к бору, который кольцом охватывал большое болото, а потому оставался долго не вырубленным. Брат Коля был свободен от смены, а мы еще не обременены школой. Такие экспедиции радовали всех. Просто было удивительно, как Коля хорошо знал эти угодья. Сюда приезжали и за белым боровым груздем, и за брусникой. Здесь была найдена старая бердана, почищена и пущена в дело.

Тропинка легко взбегала на небольшой взгорочек, петляла между елями и ивами, уводила всё дальше от реки. Под ногами начинал похрустывать мох, а пространство вдруг открывалось высокоствольными соснами. Становилось светло и свободно дышать. Кустики брусничника небольшими частыми островками лежали на белом ягеле, прятались в сфагнуме, блестели красно-бардовыми крупными ягодами. Собирать бруснику – одно удовольствие. Ладонь обнимает веточку, и ягоды сами ссыпаются в руку. Раз за разом наполняется котелочек. Высыпать в ведро и снова по жменьке наполнять малую посудинку. Редкие перекуры все вместе, короткий обед тем, что припасено из дома и опять разбредаемся по бору. Каждый за своим. В тёплый полдень, когда солнце пробивается свозь кроны сосен, уже ленно собирать ягоду, да и ведро почти полное. Я отошёл в сторону болота, там уже попадается и черника, пряно пахнет багульником.

– Тихо, тихо, – предупреждает подошедший брат, – тут глухари часто