Эпиграф и Посвящение

Дилетанты со стороны и Спекулянты на Политиканстве от Истории, столь же средние, как и порождающий их «средний класс», поучают и судят гениев – Я ИСТОРИК, Я СИЛЮСЬ ИХ ПОНЯТЬ.

Лев Исаков.

===============================

Незабвенной памяти Ивана Васильевича Созина, так упорно-безнадёжно пытавшегося ввести меня в круг академических авторов ВИ, посвящается с надеждой, что эта работа станет вкладом в давнее обещание ему написать НАУЧНУЮ ИСТОРИЮ КАЗАЧЕСТВА.

Предисловие

Эта работа возникла как частная и проходная к оформляемой большой компиляции. В апреле этого 2018 года истёк срок исключительного права на монографию «Неопалимая купина. Основания историософии Великорусской истории» в ФРГ и появилась возможность переиздать её в России, тем более, что из-за запредельной цены российскому профессиональному читателю она оказалась недоступна, а серьёзный, без скидок на образованческий дилетантизм, характер работ, объединённых там, отшатнул и обычную свору интернет-воров.

Появилась и возможность развить далее ряд положений, заявленных в прогерманском тексте, и в частности то, что я называю в лекциях «Великорусским феноменом низовой национальной политики» в двух его формах: понизовом казачестве и поморском флоте. Рассматриваемые ранее как автономно разведённые географическими и социальными условиями, хотя и развивающиеся из совпадающих причин отторжения – взаимодействия с феодальным господствующим государством-социумом, теперь, после оформления представления об особом пути развития цивилизации через эффективное присваивающее хозяйство в работе «Цивилизация сетей, лодок и разумных людей» (см. мою монографию «Разыскания к изначальной „руси“») решительно сблизились и приняли некоторую субординацию: «казачество» стало всё более просматриваться чрезвычайной формой «поморства», обожжённой постоянным противостоянием национальному русскому и внешнему, преимущественно степному кочевому, феодализму.

Поэтому в подготовке русского издания естественно было дополнить раздел о понизовом казачестве, всегда интригующем зарубежного читателя, его порождавшим «поморством». Но вхождение в эту тему необходимо требовало обращение к безобразному акту отечественной историографии, дискуссии 1953—1956 годов – а честнее сказать травли группой мэтров отечественной исторической науки вошедших незадолго со стороны молодых, не поднаторевших в тонкостях подковёрных схваток, авторов; имевшей пирровый характер для историографии вопроса: изощрённые в археографии лица утопили в склоке людей, куда как более основательных в вопросах мореплавания и этнографии поморья, чем утопили и сам вопрос, будучи беспомощны в вопросах судостроения, навигации, экономики морского, да и любого вообще, материального хозяйства, как «архивны юноши», как Женька Онегин и Вовка Ленский, не отличающие рыбу от мяса – «простой продукт»…Это тем более необходимо, что давняя эта история опять всплывает в описках г-на В. Козлова, ничтоже сумняшегося переплюнуть Мавродина, Лихачёва, Адрианову-Перетц, много пакостничавших на К. Бадигина и Б. Шергина, но никогда не обвиняли первого в подделке рукописей 15—17 веков – В. Козлов «разоблачил»: если первый пользовался материалами второго, то сам их и подделал… пускай даже Б. Шергин всегда гласно и письменно утверждал, что ИМЕННО ОН ПЕРЕДАЛ СПИСКИ С ДОКУМЕНТОВ АНЗЕРСКОГО СКИТА СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ К. БАДИГИНУ… Ну что же тут ожидать от производного выродка Зимина, пытавшегося влезть в АН СССР по растоптанному «Слову о полку Игореве». Это стало как бы фирменной фишкой мошек-мозгляшек МИАИ.

Но это же требовало и восстановления приоритета К. Бадигина, и установления не преодолённых с той поры границ его постижений, и выправления того, в чём теория разошлась с нарастающим материалом практики., т.е. наряду с актуализацией и критическое обозрение материалов 50-летней давности.

В целом мой выход на «поморство» произошёл через осмысление феномена «казачества», а к тому, как объекту внимания возникло уже по частому важному вопросу, как ценностные ориентации великороссов отразились в их автохтонных институтах народовластия: вече, круг, сельс