Девичий виноград. Женская поэзия Латвии

Коллектив авторов

Литература латышей до сих пор немного матриархальна. Как и мифология: основные персонажи латышского пантеона, отвечающие за порядок, дом, детей, урожай и даже за искусство, – это богини: Дижа, Лайма, Мара, Тикла (в противовес раздолбаю Лиго, гопнику Перкунсу и лицемеру Юмису). А декоративный «девичий» виноград – Parthenocissus quinquefolia – в Латвии встречается чаще, чем хмель…

Женская поэзия Латвии. Девичий Виноград

Я надеюсь, что переведенные и собранные мной в этой книжке стихотворения можно воспринимать как единое целое, как некое место в пейзаже латышского языка, вернее, его реплику на русской почве, выстроенную с помощью фонетических иероглифов. И оттого здесь нет комментария, равно как и сведений об авторах – ни их возраст, ни количество опубликованных ими книг или же полученных за это премий не имеет прямого отношения к нижеследующему тексту. Мне кажется, что при желании всё можно найти в интернете и понять с помощью Google Translator. На выбор поэтов и стихотворений повлияли не только мои личные способности и пристрастия, но и своего рода совпадения: я оставил за бортом многие определенно прекрасные и важные для меня строчки, которые не были переведены по одной-единственной причине – «не сложилось» (по времени и в пространстве). При этом некоторые переложения выполнены настолько вольно, что их проще считать вариациями на тему.

    Переводчик

Плыть

Прикосновение воды –

дрожь кожи, мышц, тока крови,

дрожь и воспоминания, глубже и ярче тех,

что присущи памяти человека – подкожная,

внутримышечная и внутривенная память рыб,

водорослей и птиц.

Под черепом дышит ледник – на его

ладони нить моей пуповины.

Прочие нити оборваны – голое

тело летит в воде, волнуясь, как

водоросль, как водопад.

Без жалости, без ностальгии –

мгновение милосердия к изгнанному из

Эдема.

    Майра Асаре

«Тайная жизнь вещей в этом доме…»

Тайная жизнь вещей в этом доме

скоро вытеснит нашу.

Мы не ждем никого, и никто не приходит,

но скрип ступеней громче твоего смеха.

Письма сами себя переписывают, а наши фото

меняясь, изменяют и нас.

Ваза не доверяет мне больше,

сама спускаясь в сад за цветами,

срезает непосаженные нами астры.

Радио включается в тот миг, когда мы готовы

сказать прощай,

и мы проскальзываем один сквозь другого:

как если бы ты был туманом, а я – кинжалом,

как если бы я была мглой, а ты – стрелой.

    Аманда Айзпуриете

«предчувствие словно птица…»

предчувствие словно птица

на глянцевом снимке

смотри как она бела и еще на зимнее солнце

смотри как танцуем мы

чисто и просветленно

на утренних световых сабле-голубых

остриях

поддерживая шлейф смерти

но златорунный Овен

Вечный школяр

стучит в двери

и нет у нас

выбора

нас вышвырнут

едва мы поднимем веки

    Майра Асаре

«Я поворачиваюсь к тебе спиной…»

Я поворачиваюсь к тебе спиной,

вытатуируй на ней

старую довоенную карту.

    Дайна Сирма

Снег

В городе что ни ночь тает старый снег

Тает с протяжными вздохами

тянется сквозь мои сны

Днем гляжу – смотри-ка

только в канавах

только в тени еще снег

Будет таять

пару ночей поболит

чуток поболит

и пройдет

    Майра Асаре

«в белом поле метет…»

в белом поле метет

не видать леса по сторонам

дома сарая овина риги липы дуба яблони вишни не видать

видно лишь как в одинокой лыжне

кровоточит забвение

    Дайна Сирма

Парадоксы невинности

так сдержанно пахнут земляникою руки

я пробовала украсть твой ландшафт

текущий от груди к

бедрам. и согнуть под углом.

прежде были так небесно

так невинно-белы

те перистые те кучевые

целующие девичий профиль

это память?

как ладони мулатки.

как ненаписанное письмо

брошенного ребенка

как неудачный снежок

в твое окно.

ночь тепла.

под моим взглядом асфальт седеет

спокоен и тверд

как только что приня