На просторах Родины

Виктор Балдоржиев

На русском языке любить и жалеть – тождественные по смыслу слова. Когда большинство занято самим собой, то каждый закрыт для любви к ближнему. Умножение таких сердец – предвестник того, что близок конец света. Знак этот, как правило, подаёт поэт. Предупреждая об оскудении сердец, он говорит о необходимости умножения любви.

На просторах Родины

(1995-1996)

Говорят, что законы эволюции таковы, что всё лживое умирает бесследно и безвозвратно, а настоящее остаётся.

На русском языке «Любить» и «Жалеть» – тождественные по смыслу слова. Когда большинство занято самим собой, то каждый закрыт для любви к ближнему. Умножение таких сердец – предвестник того, что близок конец света. Знак этот, как правило, подаёт поэт. Предупреждая об оскудении сердец, он говорит о необходимости умножения любви.

Разорение Родины – омертвление души и приход дьявола. Об этом говорит и от этого умирает поэт. Зачем ему жить, если нет Родины и Любви?

Сам ли сбился с пути на рассвете…

Сам ли сбился с пути на рассвете

Или кто-то позвал – не пойму?

Я из тьмы выходил прямо к свету,

Ты – из света шагнула во тьму.

Растерял я с тобою отвагу,

А ты стыд потеряла со мной!

И не делаем дальше ни шагу -

На границе меж светом и тьмой…

Вот гогочут глупцы горделиво…

Вот гогочут глупцы горделиво,

Вот набухла от влаги земля,

Вот березки молчат сиротливо,

Вот надменно торчат тополя…

Вот погосты, надгробья и даты,

(Каждый гость бед имен и без дат!).

Только жил я за всех виноватый,

Только жил я во всем виноват.

Эти сопки, леса и долины

От вершин до глубоких корней

Отвергают устало, бессильно,

Род навязчивых, гордых, людей.

Гордый ум человека воюет,

Лес корчует и пашет поля…

Молчаливо березки горюют

И надменно молчат тополя.

Знаю я, что уйду виноватый,

Говорят, что уйду в никуда.

В никуда это тоже – куда-то.

А душа моя знает – куда!

Я гостил на земле до могилы,

Не считал ни годов, ни минут.

Все же небо мне родиной было,

Но спасибо земле за приют…

Широко, широко в синей дали…

Широко, широко в синей дали

Первые летели журавли

И устало крыльями махали.

И запахло влагой от земли.

Детвора заливисто звенела,

Задремала лошадь у реки,

За стеклом рассада зеленела,

И на солнце грелись старики.

Оживала жизнь на этом свете,

И весной дышало все вокруг!

А о смысле жизни и о смерти

Было просто думать недосуг…

До истоков больших откровений…

До истоков больших откровений,

Улыбаясь, мечтал я дойти.

Но мелькало на миг отраженье

И врасплох заставало в пути:

Ложь катилась от края до края,

Среди смут, суеты и забот,

Проступал вдруг, закат закрывая,

Искривленный страдальчески рот.

Я пошел стороной оборотной,

Обогнул и согнул путь в кольцо.

Там, возможно, всегда беззаботно

И приветливо это лицо.

Так к истокам больших откровений

Я бреду – за кольцом и в кольце.

Проступают иные свеченья

На изменчивом том же лице.

И вот к берегу выйдя крутому,

На высокое будто крыльцо,

Я вгляделся с тоской в черный омут -

Там мое улыбалось лицо.

Сколько лиц мне еще неизвестны,

Сколько губ и изменчивых глаз.

Если долго смотреть во тьму бездны,

Бездна тоже посмотрит на вас…

Безразличье медленной природы…

Безразличье медленной природы

Мне важней участия людей.

Вечность мерно отмеряет годы

Без знамен, без криков и идей.

Но хлопочут всюду активисты,

Норовят помочь всем на беду,

Маленькие злые эгоисты

Жмут друг другу лапки на ходу.

Сколько в них участья и величья!

Но стирает вечность все следы.

Мне всего дороже безразличье -

Безразличье неба и воды…

Утро в лесу

Не один я! Со мною березки,

Перепутья рифмованных строк.

Написал бывший ээк Заболоцкий:

«Уступи мне, скворец, уголок…»

Ах, не надо, хорошая птица!

Кто сказал, что я здесь одинок?

Я хотел бы совсем раствориться

В синем мареве гор и дорог.

Ты ведь, птица, меня понимаешь,

А тебя я всегда понимал.

Принимая меня, принимаешь

И того, кто меня посылал…

Не смешно ли, что нас отвергает

Каждый скупенький сытый божок?

Как природа меня понимает!

Кто сказал, что я здесь одинок?

Не одни мы – со мною, мы вместе

Мои строки и нити дорог.

Н