Арктический лен. Стихи разных лет.

Константин Кравцов

Константин Кравцов автор пяти поэтических книг. Стихи публиковались в журналах «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Интерпоэзия», «Воздух», «Арион», «Зинзивер», «Плавучий мост», «День и ночь», «Урал», «Волга» и др. В 1999 году принял священный сан в Ярославле (Ярославская епархия Московской Патриархии). Лауреат международного Филаретовского конкурса христианской поэзии в интернете (2004) и нескольких литературных премий, в том числе – специальной премии Союза российских писателей за сохранение традиций русской поэзии (2013) и премии за высшие достижения современной русской поэзии журнала «Новый мир» Антология (2013).

Константин Кравцов

Арктический лён Стихи разных лет

I

Июнь, а погляди…

Июнь, а погляди: уже весна.

И тундра – коридор ночной больницы —

не понимает, в чем ее вина,

глядит в себя – глядит, не наглядится

на солнце в тальниковых прутьях сна,

на доски тротуара, на обрывы.

Цветной слюдой зажгутся в три утра

вода и твердь бездомно, прихотливо,

а что до смерти – нет ее, сестра.

Себя в воде разглядывают ивы,

чернилами Татьяны пахнет лед,

и все переливается, плывет

в твоих виденьях, ветреная дива,

и залит светом лестничный пролет.

Зауралье

Пышма – так называлась та река.

Там утром утонувшего искали:

икона доплыла до островка,

где вечерами снег березняка

белей ростков картофеля в подвале.

Я думаю, нашли его едва ли,

и вижу лодку – ту, что прозевали

влюбленные, уснув наверняка,

а после – Лукича на пьедестале,

лачуги в иван-чае, а в воде

церквушки отражаются руины

и есть в них что-то птичье, как везде.

Но что забыл я в этом городке

на кой мне ляд плетеные корзины

с бельем и днища в иле и песке

и те мостки, те голые равнины?

И кто там утонул и почему?

В каком году? И сколько утонуло?

Зачем мне вспоминать, что ту Пышму

сто лет, считай, как тиной затянуло?

Гуляет ветерок в березняке

и облака без видимой причины

во сне летят куда-то налегке,

ракушечник блестит себе из тины

и уплывает лодка по реке.

Екклесиаст

Застрять из-за тумана в глухомани

в семнадцать лет и кануть в том тумане,

для очерка предмета не найдя:

ну, осень, ну, туман, ну, дробь дождя,

ну, школьница маячит на причале —

сюжет, как рифма «дали» и «печали»,

ненов. Но все сказал Екклесиаст

о новизне и что она нам даст?

…Взрослеть, морозя сопли на Ямале,

грызть яблоки и лаек целовать,

вздыхать о том, как все тебя достали

и плыть, и никуда не уплывать,

гадать, была права ли, не права ли,

на танцах отказав призывнику…

По сходням каблучки ее стучали

и помню Обь, острожную тоску,

закатов вымерзающих скрижали

и то, что теплоход последний ждали,

как ждут последний праздник на веку,

но молоком затягивало дали

и зренье привыкало к молоку.

Еще припоминаю, цвел миндаль и

он цвел напрасно, надо полагать,

но драгоценны мелкие детали:

та, под дождем, струящаяся гать

и снег в луче, прожектор теплохода,

конвойные и те, кого везли

куда-то сквозь туман, где ни земли,

ни звезд над ней. И жаль того урода,

те гаснущие доски-горбыли.

И кто в глазах удержит эту воду?

Опомнишься – ан некого винить.

Снег обещает вечную свободу,

но ничего не может изменить.

Ars amatoria[1 - Искусство любви.]

Овидия упряжкой лебединой

в какой-то лимб, в какой-то ветхий зев,

Верлена ли снежинками над глиной

сквозь местной вьюги варварский распев,

но сколько лилий нежной Прозерпине…

Давно забыл ты ветреницу ту,

давно зима в твоем посмертном Риме,

и снег роится клетками твоими,

витает, угасает налету.

Остыла печь, в углах белеет иней,

фонарь на провалившемся мосту

приснился – то Япония, похоже,

и эти перья, перья на рогоже…

Давно забыл ты ветреницу ту,

но горстка огоньков пустопорожних

сквозь чью-нибудь проступит немоту.

Сияние и другие явления

I. Сияние

…яко земля еси и в землю отыдеши.

    Бытие

И называлась та земля Ямал,

но говорить я власти не имел

и имени ее не называл.

Оленьих улиц плыл дощатый мел

и