Между водой и льдом

Лета Югай

Родилась в Вологде. Окончила Вологодский государственный педагогический университет (филологический факультет) и Литературный институт им. А. М. Горького (семинар поэзии Андрея Василевского). В настоящее время аспирантка Московского педагогического государственного университета (фольклористика). Первый сборник стихов выпустила в пятнадцать лет. Публиковала стихи в «Литературной газете», «Литературной России», журналах «Дружба народов», «Дети Ра» и других.

Лета Югай

Между водой и льдом

Внутренние поля

«Вот оно плывёт-проплывает…»

Вот оно плывёт-проплывает,

время летнее на дворе.

Стрелка толстая, часовая

еле движется по жаре.

Вот оно плывёт, за домами

жёлтым рыбьим глазом блестит –

счастье летнее между нами,

золотой улов, рыба-кит.

«Кораблик с железными парусами плывёт по глади травы…»

Кораблик с железными парусами плывёт по глади травы.

Кораблик с пластмассовыми парусами плывёт по глади ковра.

А я стою с голубыми глазами, совсем не умею врать.

А я смотрю из окошка в небо: тучки сегодня львы.

У них барашковые причёски, диванный изгиб спины.

Но, если желаете, в них заряд, убивший шесть человек,

если желаете вы, а им не открыть заснеженных век.

Львы всё добрее, львы всё тише. Кому такие нужны?

И я добрею в потоке речи, смотрю из окна на двор.

И каждое слово вбивает глубже якорь молчанья в паркет.

А что за своих не вступаюсь – просто не слышу ваш разговор,

ведь очень громко над головою хлопают паруса.

«А ещё я помню сныть на уровне глаз…»

А ещё я помню сныть на уровне глаз

и сквозь сныть деревянную крышу, тёмную, как крыло.

Возвращались с Реки. Река в тот день удалась:

в кулачке аммониты и кварц – богатый улов.

У дороги голая печь преграждала путь

(пробежать горелые брёвна – убьёт, только задень).

И внезапно – как славка в траве – предстал летний день,

дался каждым пёрышком. Мы боялись его спугнуть.

А потом обвалилась печь, иван-чай врос в кирпичи.

Улетела и тёмная птица – соседский дом.

Только дикий хлеб, приготовленный в той печи,

до сих пор ароматен каждым погожим днём.

«Старый камень стоит среди поля – невыбелен, невысок…»

Старый камень[1 - Старый камень– Староновая синагога в Праге.] стоит среди поля – невыбелен, невысок.

Старый камень вокруг себя всё обратил в песок:

это здание в стиле модерн, поток машин за спиной –

они выросли из песка и спадут, как ослабнет зной.

В этом камне, как в сердце, готовят великий день,

и засвечены лампочки в память тех, кто уже нигде.

Намывает солнце к празднику витражи.

Хорошо ли тебе в моём сердце, хочешь ли ты здесь жить?

Растекаются улицы – руки, ноги и хвост.

Всё равно он у первой школы, он в Вологде, Карлов мост.

Он сегодня расцвёл фигурами в рост, дамами и святыми,

оттого что туманы особенно едки, мы дышим ими.

В голове всегда Кафка-замок, стараюсь реже будить.

Но впервые Гора пригорюнилась на груди.

Я прошу тебя: будь настоящим, волосы теребя,

покажи мне на свете то, чего не было до тебя.

«Вот скажет что-нибудь – и носишь, как будто фенечку…»

Вот скажет что-нибудь – и носишь, как будто фенечку,

всегда с собой и всегда на левой руке.

Я в детстве читала сказку про бывшую феечку,

оставившую шёлк одежд на песке.

И думала: когда-то так же чужими руками

мир и меня примет в смертные, на свой страх.

Мне снилось: я – книга, тяжёлая, словно камень,

нагретый полуденным маревом, в чьих-то руках.

А ещё мне снились спелые гроздья комнат:

мы бежали по ним, мы бубенцом звенели…

Но эти вымыслы можно теперь не помнить,

если знаю, как всё бывает на самом деле.

И одежды шёлк – это только начало,

и совсем они не чужие – мужские руки.

Но вот чего я вовсе не ожидала –

что будет так страшно за жизнь, когда мы в разлуке.

«Я успею ещё выспаться перед тем…»

Я успею ещё выспаться перед тем,

как мы встретимся снова, чтобы поговорить.

Это всё с недосыпу. Мир недвижим и нем.

В голове звенит струной атласная нить,

названивает: «мой», «дорогой», «о нас».

Виски тормошить. Упереться в живот плечом.