От автора

Впервые я обратила на него внимание, когда мне было пятнадцать лет. Или справедливее сказать это он обратил внимание на меня. Пройдясь по залу Брюллова, я уже направилась к выходу, как вдруг почувствовала, что на меня пристально смотрят… с холста. Я повернула голову и увидела человека в темном наглухо застегнутом пальто, с тростью и цилиндром в скрещенных руках. Он разглядывал меня с любопытством, лукаво улыбаясь, словно зная какую-то тайну. Тогда я не поверила себе. Прошло без малого пять лет. Я снова оказалась в Третьяковской галерее и решила отыскать тот удивительный портрет. Но он опередил меня. Будучи еще в смежном зале я вдруг ощутила на себе пристальный взгляд, а обернувшись, увидела его, человека сидящего напротив полуоблупившейся стены с кусочком неба в левом углу. Как будто все это время он ждал меня. Ждал, чтобы рассказать свою историю… всеми забытую историю своей жизни. В следующий мой приход я уже знала, что буду писать о нем: поэте, прозаике, драматурге, издателе, журналисте, композиторе и общественном деятеле Несторе Васильевиче Кукольнике.

Часть первая

Ян Каневский «Портрет поэта Нестора Кукольника» 1833г.

«Счастливый уголок»

Кипела там студенческая жженка,

И пил ее не раз

И Кукольник, и Гоголь, и Гребенка,

И многогрешный аз.

Живи мой городок и будь покоен

В родной тиши своей.

    Л. Глибов, поэт-баснописец,

    выпускник Нежинской гимназии

Это случилось 6 февраля 1822 года. В душном кабинете Нежинской Гимназии Высших Наук им. Князя Безбородко было двое. Первый, Василий Григорьевич Кукольник, директор учебного заведения, нервно широкими шагами ходил по кабинету. Второй зло следил за каждым его движением. Беседа велась на повышенных тонах:

– Поощряя вольнодумство и читая на своих лекциях запрещенную литературу, вы тем самым порочите гимназию и славное имя ее основателя. Поверьте мне, Василий Григорьевич, я искренне уважаю вас как ученого и педагога, но происходящее вынуждает меня принять решительные меры.

Говорящий был Михаил Васильевич Билевич, профессор политических наук, коренастый молодой человек лет 30—35. Влиятельный педагог, но вспыльчивый и мнительный. Он презирал всю эту «интеллигентскую ересь», как он выражался, об отмене крепостного права, о народном образовании и подобно безжалостному инквизитору готов был искоренять ее любыми способами. Когда Билевич нервничал, то лицо его заливалось краской. Вот и теперь оно было пунцовым.

– Я не обязан перед вами отчитываться. Я был назначен директором гимназии родственниками покойного князя, о чьем славном имени вы так печетесь, и мне была предоставлена полная свобода действий.

– Нет, здесь речь идет уже не о свободе. Здесь самоуправство! Бунт!

– Ну что вы на меня так смотрите, как будто проглотить хотите. Думаете, я испугаюсь. Испугаюсь, что вы напишите рапорт, донос в полицию или, уж чего там, сразу шефу жандармов. Я не боюсь вас, г-н Билевич, и заявляю прямо в лицо. Да, я учу гимназистов мыслить свободно и открыто, – судорога пробежала по лицу Кукольника. Он схватился за галстук и слегка ослабил его.

– Вы понимаете, то, что вы сейчас говорите, это заговор. Заговор против самодержавия, против Царя!

– Я понимаю, что этого требует время. В России, которую мы имеем сейчас, сегодня, нельзя жить одним днем, мы должны трезво смотреть в будущее. Крестьянские волнения уже вспыхивают в разных уголках страны. Рано или поздно крепостное право будет отменено. Но прежде чем снять оковы рабства, мы должны просветить народ, воспитать его, а для этого нам нужна умная, образованная, передовая интеллигенция способная не только отличить красную икру от черной, но и семена от плевел на блага отечества. Тогда у нас будет сильный и могучий народ. В противном случае свобода превратит крестьянина в голодного дикаря, в зверя, знавшего только унижение, насилие и издевательства. Он восстанет и кровавой волной обрушится на страну, уничтожая и помещиков, и интеллигенцию, и Царя!

– Иноземцы и иноверцы, подобные вам, уничтожают Российскую Империю, а не помещики, не крепостное право, – произнес Билевич, к которому постепенно возвращалось самообладание.

–