Past Indefinite. Прошлое/неопределенное

Илона Якимова

Илона Якимова родилась в 1977 г. в Петрозаводске, сейчас живет в Гатчине. Публиковалась в коллективных изданиях, а также в журналах, в эту книгу вошли стихи 2001—2017 гг.

Past Indefinite

Прошлое/неопределенное

Илона Якимова

Фотограф Анна Тимушкина

© Илона Якимова, 2018

© Анна Тимушкина, фотографии, 2018

ISBN 978-5-4493-2030-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Миры уподоблений, как сама ткань истории в ее широком смысле, всегда казались мне обитаемыми. Время в моем понимании нелинейно, скорей, спутано в клубок, что позволяет вытянуть любую нить, любую частную историю – и обжечься, и сделать ее своей, в той мере, в какой это позволяют ее герои.

Илона Якимова

***

Люди, которых мы любим,почти всегда более властны над нашей душой, нежели мы сами.

Франсуа де Ларошфуко

«Отвори врата-имена последним ключом…»

Отвори врата-имена последним ключом,

Пусть они выходят из тьмы, помнящей, кто – почем,

Женщины – словно жизнь – медленны, горячи,

Мужчины, все, как один – секиры либо мечи.

Пусть один сияет горчей, словно огонь в ночи.

Ты же знаешь их наизусть, помнишь их имена,

Которому есть вина, которому есть цена,

Расставляя в порядке действия, каждого в свой черед.

Пусть один выходит из строя, делает шаг вперед —

Он знает, что он умрет.

Прекрасней ясного дня, страшнее любой войны,

В нем будет вины с избытком, а выше того – цены,

Он делает шаг вперед, встречается с той, с косой:

Плащ совлекает с плеч, заглядывает в лицо,

Целует женщину в лоб (он-то знает: она – не та),

А после рвется из жил, взлетает за край листа

И смотрит, смотрит, смотрит

Своими синими – люто – в твои глаза…

Не оборачивайся.

Нельзя.

«Вечность на острие стрелы в колчане мальчика золотого…»

Вечность на острие стрелы в колчане мальчика золотого.

Впереди протяженное лето грозит – как мы его поделим?

Я – на брегах летейских, пескарей промышлять; привалившись к стогу,

Помышлять, как выплести боль из комка каждодневных забот кудели.

Я – по грибы с Гесиодом, с Цезарем и Александром – за карты,

Вино разбавлять гекзаметром, дарами заброшенного колодца —

Водой да лягушками, в ткань повисшего над Летой заката,

Как в саван, обертывая мечты, когда им ожить неймется.

В дачной жизни, словно пескарь в сметане, остынет и Клеопатра.

На крылечке, зевая, читали Катулла, а Цезарь злился.

Здесь на долю твою остается в сумерках, сомлевших от звездопада,

Проступать тоской сквозь все сочиненные мною лица.

«Но нас еще слышно на том берегу…»

Но нас еще слышно на том берегу,

Откуда доносится свет.

Когда я тебя удержать не смогу,

Тогда и взлетай, Ганимед,

Могучим орлом напряженной души

На хладный Олимп вознесен.

Тогда уж – давай, отрывайся, спеши

В заоблачных кущ Вавилон,

В печальную Мекку умолкших сердец,

Надорванных волчьей строфой.

Но только – окстись – не сейчас и не здесь,

Пока я терзаюсь тобой.

Пока я дышу вполнакала, боясь

Спугнуть благосклонных богов,

Пока по слогам изучаю ин. яз.

Любви – безнадежно толков

Словарик любой. Я не пренебрегу

И терном – но после – в гробах.

Ведь нас еще слышно на том берегу,

Где в гору уходит рыбак.

«Мертвее мертвого, среди других теней…»

Мертвее мертвого, среди других теней,

Дорогу нахожу не зрением – по слуху…

Наверно, жизнь права. Я думаю о ней

Не больше, чем Эдип – третируя прислугу:

Зачем, мол, допустя в окрестности дворца

Тиресия, язык не вырвали слепому,

Зачем клекочет он об имени отца,

Ведь нервная жена уверует любому,

Кто объяснит: зачем она с тобой легла,

Вся – жизнь, накалена, правдива, ежечасна.

Белее, чем любовь, идет в зрачок игла —

И медлить ни к чему, и умирать напрасно.

Слепее всех слепых, столь яркий свет кляня,

Протягивать глаза на блюде – не простите ль?.. —

Зачем ты, Господин, идешь вперед меня,

В