Седьмое путешествие Синдбада

Валерий Борисович Бочков

«Какое это все-таки удовольствие – говорить о хороших, интересных людях! Испытываешь невероятную легкость, свежесть, согласитесь.

Этот Иван, Иван Александрович, появился у нас как-то неожиданно, почти вдруг, по крайней мере, так кажется сейчас, спустя некоторое время…»

Валерий Бочков

Седьмое путешествие Синдбада

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Давно завидная мечтается мне доля —

Давно, усталый раб, замыслил я побег

В обитель дальную трудов и чистых нег.

    А. С. Пушкин

1

Какое это все-таки удовольствие – говорить о хороших, интересных людях! Испытываешь невероятную легкость, свежесть, согласитесь.

Этот Иван, Иван Александрович, появился у нас как-то неожиданно, почти вдруг, по крайней мере, так кажется сейчас, спустя некоторое время.

И те изумление и восторг, вроде тех, что случаются, когда сидишь на закате у лесного озера, уже застывшего фиолетовым стеклом, солнце только сползло за щербатый гребень черных елок, оставив рыжеватый выдох над водой – и вдруг! – огромная рыбина, сазан, допустим (кило на три, а то и четыре), вздыбив мертвый глянец фонтаном брызг, взовьется и, ловко поймав упругим зеркальным боком самый последний лучик, застынет на миг во всем сияющем великолепии!..

А после рухнет, шлепнется со всего маху обратно.

Сравнение это удачно тем более, что наша захолустная жизнь походит именно на такое вот озеро. Если не сказать болото.

Чего уж греха таить – провинция! И уж кому, как не издателю всей местной прессы (две газеты, журнал – полноцветный офсет на меловке, ежегодник – моя гордость!), этого не знать.

Пускай от Ивана потягивало некой таинственностью (наш полковник Селезнев, ссылаясь на «нюх матерого чекиста», намекал о его возможных – «весьма и весьма» – связях с иностранной разведкой. «Шпион!» Так и сказал тогда в бане), о его прошлом мы судили лишь по рассказам самого Ивана.

2

Рассказы эти связаны между собой не были. Никак и ничем, кроме личности рассказчика.

А рассказчик он был хоть куда. Потрясающий!

Вот он, например, разглядывает коллекцию пасхальных яиц (а у Трящева их дюжины три, даже Фаберже есть! Штук пять).

Внимательно повернет голову с густой прической, чуть отстранится, потом поближе. Найдет интересный угол, скупо кивнет, мол, о да!

Потом проведет смуглым кулаком по подбородку, будто проверяя, хорошо ли выбрит, выпрямится и скажет. Скажет, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Красота всегда напоминает мне о смерти.

(Пауза.)

– Помню, в горах Санта-Ино, Антильский архипелаг, – голос Ивана сочный, с густой хрипотцой (он вполне мог бы быть радиодиктором), – я тогда снимал репортаж об аборигенах острова. Для «Таймс».

Три дня прорубались сквозь тропические джунгли. Я, ассистент, трое местных, плюс переводчик. Мне этот малый сразу не понравился. Еще там внизу, в деревне. И я не ошибся.

Иван курил тонкие сигары, настоящие английские, с палевым, вроде слоновой кости, мундштуком. Шоколадного цвета, от них так сладко пахло черносливом.

– К вечеру третьего дня напоролись на карамарос. Местные бандиты. Выращивают коку, перегоняют в кокаин. Переправляют. В основном по морю, во Флориду. Миллиардный бизнес!

Иван выпускает облако медового дыма.

– В перестрелке я был ранен: так, царапина, ассистент убит наповал… Вы когда-нибудь видели, что делает разрывная пуля девятого калибра с человеческой головой? Арбуз! Вдребезги…

Спасся, прыгнув со скалы в горную реку. Думал ли, что разобьюсь о камни? Пожалуй, нет. Оказалось глубоко. Я играл в университетской сборной по водному поло, дважды чемпион города, – это, безусловно, помогло. Пронырнул к подножию скалы. Там, под водопадом, и отсиделся.

Сверху стреляли. Потом сбросили вниз трупы моих носильщиков.

Иван поднимает умные серые глаза, чуть печальные и бесконечно усталые. Обводит всех. Что и говорить, к этому моменту все гости уже вокруг него.

– Наступила ночь. Звезды на экваторе вот такие (показывает кулак), светло как днем. Я нашел Южный Крест. Решил пробираться к деревне. Конечно, ри