Всё моё (сборник)

Николай Дмитриевич Александров

Культурный разговор

Николай Александров – известный журналист и ведущий литературных программ на каналах «Культура» и «ОТР», на «Эхе Москвы»; автор книги «Силуэты пушкинской эпохи», собрания бесед с зарубежными и русскими писателями «Тет-а-тет» и «С глазу на глаз».

Книга «Всё моё» – это опыт свободного размышления, без канонов и жанров, где нашлось место и повести в письмах, и мемуару, и парадоксальной эссеистике, и рассуждениям о вине, гусях и рыбалке. И конечно – о литературе, как подсказке, поводу для размышлений над всем на свете.

Николай Александров

Всё моё: повесть в письмах, эссе

Оформление переплета и фотографии автора – Андрей Рыбаков

© Александров Н. Д.

© ООО «Издательство АСТ»

***

Николай Александров – известный журналист и ведущий литературных программ на каналах «Культура» и «ОТР», на «Эхе Москвы»; автор книги «Силуэты пушкинской эпохи», собрания бесед с зарубежными и русскими писателями «Тет-а-тет» и «С глазу на глаз».

Письма Соломонову

«Письма Соломонову». Так будет называться моя «крутая повесть», по твоему выражению, или «мой проект», как сегодня принято говорить.

А почему нет?

Мне просто нужен собеседник, доверенное лицо. А доверять мне некому.

Я даже себе не могу доверять, а если бы и доверял, то писал не повесть в письмах, а дневник.

Рассказывал бы себе о самом себе. Звучит глупо. Хотя разве писатели не занимаются именно этим?

Повесть в письмах – хоть какое-то отстранение.

Дело в том, что у меня нет воображения. Любая история, которую я придумываю, легко сводится к формуле – ОН и ОНА. Это в лучшем случае. Представить, что с ними происходит, – выше моих сил. Впрочем, даже их самих представить трудно.

Я вообще плохо рассказываю. Я путаюсь в словах и мыслях. В дискурсах – тоже путаюсь. Ну какой смысл, например, так начинать повесть в письмах. Даже если я пишу предисловие. Обычно предисловие пишут уже после того, как текст завершен. А я только начинаю. Плана у меня нет. Насколько меня хватит – не знаю. Может быть, и не хватит.

Наверное, нужно поставить точку. Предисловие окончено. Правда, оно ни о чем не говорит. Это – насильно завершенный текст. Это принуждение к молчанию. Оборванность. Фрагмент.

Письмо первое

Главное, что у меня есть, – это я сам. Меня у меня – не отнять, пока Я остаюсь тем, что внутри себя называю Я.

Я – может отнять болезнь и превратить в другое Я или в не Я. В испанского короля, в Гоголя, Достоевского, в кролика.

Мне мое Я суждено нести всю мою жизнь. И это нелегко, каким бы Я ни было.

Я не уверен, что мое Я развивается. Мне кажется, что в основе, в сути своей, я равен себе пятилетнему, равен тому душевному комку, который впервые с удивлением посмотрел на себя в зеркало, который впервые представил и с изумлением понял, что он для чего-то запущен в этот мир.

Я помню этот день. Я катался, повиснув на двери, которая вела из комнаты родителей в гостиную нашей квартиры на Чистых прудах, и впервые осознал – вот это Я. Я – вот этот маленький шпендель. А вокруг меня – мир. И почему я здесь – совершенно непонятно. И главное – я кончусь когда-нибудь.

Осознание себя – это осознание своей смертности, конечности. Я – временно здесь, но что потом – неведомо. Все скорее чувствуется, чтобы пробудиться позже. И я помню, когда ЭТО пробудилось.

Мне было десять лет. Я был в пионерлагере. В месте, которое мне не нравилось. И окружающие меня люди мне не нравились. Я был в изгнании. Я был бездомным, выброшенным из домашнего уюта, тепла, из привычного существования, привычного круга вещей. И вот ночью, на узкой казенной пионерской кровати, я неожиданно понял – когда-нибудь я умру, прекращусь. Но что это такое – прекращусь? Что значит – меня не будет? Куда денется мое Я? Этого я понять не мог. И пришел ужас. Он возник как звук, и звук этот вторгался в мое существование, гудел монотонным постоянным фоном. Он затихал днем, но обретал силу ночью. Он вошел в меня, вжился в меня, все время напоминал о себе. Он был больше чем болезнь, поскольку был неотврат