Час ноль. Сборник рассказов
Виктор Уманский
Кто ты таков и чего стоишь? Узнать ответ можно, лишь столкнувшись с выбором. Иногда на карте стоит мелочь – симпатия девушки, уважение во дворе, а иногда – судьба семьи и страны. И именно выбор, который делают обычные люди, превращает их в предателей, трусов, спасителей и героев.
Час ноль
Сборник рассказов
Виктор Уманский
© Виктор Уманский, 2018
ISBN 978-5-4490-4959-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Час ноль
До часа ноль оставалось полно времени, но никто не спал. Казалось странным тратить на сон, возможно, последние часы жизни, – но и никаких более полезных занятий не находилось. Внутренние сомнения они разрешили, с близкими объяснились, снаряжение подготовили, перепроверили и спрятали.
Андрей с мрачным и торжественным лицом начищал над ведром сковороду, будто с этим сверкающим щитом ему предстояло отправиться в бой. Он давно отрезал себе путь к отступлению. Также и Катя… Она-то теперь в штабе. И тоже думает о нём, наверно. Хотя, может, о маме. Да… наверняка.
Скоро их штаб в любом случае перестанет быть «секретным». А быть может – и существовать перестанет. Но что бы им ни досталось в итоге, победа или смерть: пожалуй, уж в плен им давно дорожка заказана… Так вот, что бы им ни досталось, Катя ступила на этот путь добровольно – как и Андрей.
А вот Фёдор… ему в этом смысле было сложнее.
Восемь лет назад, в ноябре 2047-го, когда взрыв на инаугурации Вождя объявили терактом мятежников, полиция начала хватать всех почти без разбора – что по старым спискам, что по новым доносам… Было объявлено, что их отправят в специально созданные «трудовые сектора» – для «проверки надёжности». Фёдор тогда отпросился с работы пораньше – неспокойно было. И неспроста. Жена бросилась ему на грудь: они забрали Юлю!
Родственники задержанных толпились перед отделением, требуя, угрожая и умоляя. Ворота были заперты, караулка у ворот – пуста. Железный забор с гнутыми прутьями не выглядел серьёзным препятствием, в отличие от двух пулемётчиков в касках, лежащих наверху широкой бетонной лестницы. Сухие листья, собранные кем-то в кучи, теперь с шорохом разлетались, подгоняемые пыльным ветром.
Хамоватый сержант в бронежилете дважды выходил на крыльцо и орал всем расходиться. Через час показался уже капитан: молодой, вежливый и подтянутый. Выслушав просьбы и проклятия, он без дальних слов озвучил условия, на которых готов помочь.
Следующие два дня Петровы спешно собирали деньги. Комнату продали – куда дешевле, чем Фёдор когда-то рассчитывал. Остаток пришлось занимать – тогда ещё думали, что доведётся вернуть.
На третий день они сидели в одном изоляторе с дочкой, а ещё через неделю поездом отправились в трудовой сектор.
Общежитие при заводе встречало гнилостной вонью, сдавливало грудь плесневелыми влажными стенами, изрыгало облака мух и полчища жирных рыжих тараканов, выдерживающих удар подошвы. Люди ютились на головах друг у друга. Зимой их колотил холод, летом – глаза слезились от духоты.
Это место стало пристанищем, убежищем.
От едких лучей сварки, врезавшихся, казалось, прямо в мозг, на сетчатке оставались ожоги, и обратно в общежитие Фёдор добирался едва ли не на ощупь. А жена, когда её жуткий кашель в очередной раз продирался изнутри, лишь махала рукой: продуло, пройдёт.
И всё же, в отличие от Андрея и Кати, его жена и дочь не были преступниками. Они трудились и страдали – но они были живы. А вот если он попадётся… Их не оставят в покое. Никого не оставляли.
Фёдор до сих пор мог отказаться, махнуть рукой. А умей он красноречиво говорить, ещё добавил бы: «Для революции я всего лишь солдат. Меня не станет – и на моё место встанет другой. А для семьи я – целый мир. Кормилец и защитник. Оставаясь с женой и дочкой, я смогу позаботиться о них лучше, чем если отдам жизнь за общее благо».
Если Фёдору и приходили в голову подобные мысли, то он их не озвучивал. Он лежал на койке с закрытыми глазами, и лицо его было мертвенно бледным.
Лёня уселся перед дверью, скрестив ноги, и армированной нит