Украiнська мова дана курсивом, русский язык – обычным шрифтом.

– Хилька не бачив? – спрашивали.

– Вже побiг. – отвечали.

– Давно пiшов? – спрашивали.

– З рання. – отвечали.

– Пiд моста? – спрашивали.

– На широку. — отвечали.

И было той информации довольно, чтобы задуматься: – А-га! І швиденько зiбратись i побiгти до човна, тому що «Хилько даром не пiде, мабуть карась пiшов», або ж «окуньчики беруть… на червьяка? чи, може, плiтка на мастирку?» Або ж на «картопельку короп узяв», – на такой полусырой обязательно недоваренный картофельный шарик – Данилыч вырезает ножичком, – и насаживает на самый кончик крючка, – ну, в точности примерно как начебто лунный глобус.

***

А Наричка вьется, прячется за каждым поворотом, и в очерете, и в плавнях, то разделяясь на протоки, а то разливаясь широко, где подмывая кручи, а за Лохвином блестя на перекатах, и снова – в тень, в тихие заводи, где вода почти замирает и стоит над омутами и ямами, а на вырве, что под островом Кохання, заворачивает против себя, навстречу, и вдруг распадается на ставки и ставочки, и бьет ключами в оврагах, и заполняет карьеры —сочится земля соками и питает ими Рыбу – внутреннюю нашу вселенную, полузакрытый мир, блаженный эон, ежедневную мечту.

А Нарiчка в’еться… наче хтось написав, або пише листа, пише, а не друкуе, i лiтери тримаються одне одного, i переливаються одна в другу, наче курсивом… «Риба. По рибу. На рибi.»

Нi, то не я, то не «аз буки веду» – але ж не сама i вона, хтось, мабуть, зверху, згори, але ж i не занадто далеко – з Киева, чи то з космосу ii не побачиш, анi з Великих Цебекабо лайнера – нi, це зависоко, хiба що з кукурудзяного лiтака чи повiтряноi кулi, гвинтокрила чи дрона…

Хто, скажiть, хто про неi, маленькоi, i чув би, якби не Риба?

***

Риба. По Рибу. На Рибi…

Земля. Хата. Корова. Риба.

Хата та Корова – то жiноче, бiльш жiноче, нiж чоловiче.

А Землi – нема. Є город та колгосп. З городу – живуть, а в колгоспi беруть. Взяв сiна, взяв добрива. Тобто вкрав, нi не вкрав, а взяв, але щоб нiхто не бачив, бо скажуть – вкрав. Колгосп – це не земля, це – каеспе – щось гiдке, не мое, чуже, чужiнське.

А город – як картопля: проорати – посадити – пiдгорнути – потравити – зiбрати, i знов – проорати – посадити – пiдгорнути – потравити – зiбрати, i наступного року – проорати – посадитi – пiдгорнути – потравити – зiбрати – i так все життя.

Город – це повсякденне, як хлiб, як родина. Город – бiля хати. Бiльш жiноче, нiж чоловiче. Город —для гречкосея: нудне, тяжке, огидне, крiпацьке.

Город – не для козака. І козак – не для городу!

Риба! О! О-о! Ото козацьке! Вона йiжа. І спорт. І хвантазiя.

Риба – на волi, за межами – i хати, i городу, i колгоспу.

Тому i бiгуть на рибу зрання – подаль вiд жiнкi, вiд роботи, вiд усього… Зрання, коли ще сонце не зiйшло, i туман як тайна, i тайна як бог.

***

Как до нас добраться? А дуже просто.

– Сначала 80 километров автобусом от Киева до Великих Цебек, потом еще 40 км автобусом до Шануйлiвки, а з Шануйлiвки – ще шiсть километрiв – Рачки… – говорю я и уже улыбаюсь, и вы, если хотя бы немного знаете мову – тоже улыбнетесь, а то и хмыкните – мол, не простой анекдот, с подтекстом, потому как Рачки – с ударением на первый слог – означают способ передвижения «раком», именно так, как стояли и стоят на огородах селяне, стояли и стоят уже сотни и тысячи лет, то есть, если вы и вправду желаете «добраться» – ставайте поруч, то есть рядом, и – уперед. А иначе, о-о-о! Наврядли у вас это выйдет. Без выучки, без опыта земле-делия человека на земле вам не понять, как не понял его я, и потому готов был уже смотать удочки, и вернуться от этой темы в город, с ударением на первый слог, в отличие от города – огорода то есть, так у нас говорят. Вроде всего-то одно ударение – а дистанция, как недавно услышал,«цивилизацийного масштаба»…

Однако же, удочки не смотал, а наладил.

Тридцать лет мы уже тут, за 126 км от Киева и 216 км – от Чернобыля. Тогда, в 1986, тестю того показалось достаточно, чтобы хоть как-то обезопасить внука. Так появилась наша хата, кирпичный недостроенный дом, поначалу без перегородок, полов, веранды, за