«Всё чаще пытаюсь понять: знал ли я тогда, безмозглый мальчишка, что за тьма скрывается внутри нее? Глядя в эти страстные очи, видел ли я, кем эта дамочка является на самом деле – гением чистого зла, для которого на свете нет ничего святого, кроме его собственного безумного и безупречного мирка, так старательно выстраемого? Мог ли я предположить, что знакомство с этой женщиной не приведет ни к чему хорошему, что столь разные и столь похожие души, способные одновременно к великой любви и ужасной жестокости, в конечном итоге непременно уничтожат друг друга в пламени страстей?
Я не знаю. Скорее всего, да – быть может, именно поэтому я так полюбил Ифигению».
I
В бойцовской яме шли усиленные тренировки. Игры подходили к концу, и уже скоро должен был определиться победитель. Три красивые состоятельные женщины, сидящие далеко от арены, увлеченно наблюдали, как тренируются симпатичные мальчики атлетического телосложения.
– Мне нравится вот этот блондинчик. Думаете, купить мне его? – сказала первая.
– Слишком смазливый, – возразила вторая. – Лучше вон тот высокий. Говорят, у него в Академии своя группировка. Влиятельный мальчик.
– А мне всегда нравились умные, – сказала третья. – Я видела вон того темненького на конференции. Он так красиво говорил, что не только женщины, профессора рты пооткрывали.
В то время, как красавицы увлеченно обсуждали парней, сами парни внизу арены не сводили с них глаз.
– Посмотри, как на нас слюни пустили эти намалеванные шлюхи, – с презрением произнес Вельзи, озлобленно глядя на троицу серыми глазами в золотой каемке.
Юношу, который во время тренировки уже минут десять пытался сделать идеальный пробор на своих темных волосах, так как считал, что человек должен быть идеальным во всем, просто вывело из себя внезапное появление этих пошлых женщин. Вообще Вельзи ужасно раздражала всякого рода пошлость, особенно если она исходила от женщин, лучиков света в этом мире. Хоакин, друг его, в уже измокшей майке, продолжал разминаться, лишь изредка косясь то на девушек, то на товарища. Ему ровным счетом не было дела ни до того, ни до другого – на носу был турнир, который полностью поглощал его мысли, но из-за своей природной щепетильности по отношению к дружбе Хоакин старался казаться вовлеченным в диалог.
– Это всегда меня весьма забавляло, – продолжал разглагольствовать Вельзи, – среди грязи, свиней и навоза вырастает столько же тупых, безграмотных, обездушенных баб, единственной целью которых является поиск мужика, с которым можно было бы трахаться до конца своей жизни, и который бы решал все их проблемы – так вот, – перевел он дух, – среди крестьянок столько же пустышек, годных только для секса, как и среди богатых сучек. И если первых я, хоть и презираю, но способен понять – у них просто нет возможностей развиваться, то вторых… У меня слов нет! Они, смешные, считают, что лучше нас с тобой только потому, что они там, наверху, а мы здесь. Хотя мы их лучше, мы в этой жизни многое чего умеем, много чего знаем, мы не пропадем. Но для них все мы – лишь куски мяса, красивые мальчики, на которых можно слюни попускать. Но на самом деле это они без своего происхождения ничего не стоят, а мы стоим. Думаю, трахнуть одну из этих шлюх, раз уж они соизволили сюда прийти – всё равно в жизни своей они на большее не способны.
– Ты что серьезно? – Хоакин встал на ноги, смотря на друга встревоженными зелеными глазами. – У тебя же есть Лавра. Я не понимаю. Ты серьезно сейчас? Серьезно? Ты же ее так любишь, и говоришь об измене. Я…я не понимаю.
– Да, ты, правда, не понимаешь, – рассмеялся Вельзи, стараясь быть как можно более непринужденным, но не мог скрыть жестокость в выражении лица. – С ней… у нас любовь. Это идеальное сплетение душ. Это не физическое явление. Я уже с Лаврой говорил на этот счет: мне не нужно ее тело, я не хочу ее осквернять. Мне было бы омерзительно предложить столь духовному созданию столь омерзительные телесные связи. Поэтому я хочу переспать с одной из них – грязнее от этого они не станут.
– Ну, ты даешь, – произнес Хоакин после небольшой паузы. – А Лавра-то точно не против?
– Слушай, она бо