ГЛАВА VIII. К ОЗЕРУ БАРИНГО

Я забыл упомянуть о том, что с тех пор, как мы вышли из Кикуйю, у нас больше не было растительной пищи, и пришлось полностью ограничиваться мясной диетой. К этому добавились холодные ночи; в результате было несколько случаев болезней среди моих людей.

В шесть часов вечера появились одиннадцать масаев, но они не рискнули зайти в наш лагерь. Я не чувствовал себя склонным выходить к ним безоружным, так как достаточно хорошо знал об их злобности и коварстве. Поэтому я взял с собой несколько человек, вооруженных винтовками, которые были демонстративно положены на землю, в то же время я попросил масаев сложить свои копья. Мы сошлись на полпути между положенных на землю вооружений. Условия мира были урегулированы обеими сторонами во второй половине дня и были ратифицированы мужчинами, которые взаимно плевали друг на друга три раза. Затем я дал по кольцу на палец и по несколько бусин каждому из масаев. В знак того, что наш отряд и их племя будут жить в дружбе и мире, я убил одну из овец, которых я до этого взял у них, и отдал ее масаям., Они попросили разрешения спать той ночью в нашем лагере; но я осторожно отклонил эту просьбу, сказав, что было бы лучше, если бы они спали на некотором расстоянии. На тот случай, если ночью они попытаются проникнуть в лагерь, мои часовые получили приказ стрелять в нарушителей. Я оставался недоверчивым, и вместо обычных восьми форпостов я удвоил их количество той же ночью. Я также бодрствовал большую часть ночи, сидя на стуле перед своей палаткой; в таких случаях я привык делать астрономические наблюдения с помощью Хусейна Фары.

На следующее утро масаи появились, якобы для того, чтобы выполнить ту часть договора, согласно которой они взяли на себя обязательство показать нам дорогу к Баринго. Переговоры с ними велись при помощи нашего очень достойного молодого переводчика-кикуйю, который так поразительно напоминал старого Вольтера, что я наделил его этим именем, которое сразу прижилось и в моей экспедиции и среди масаев.

Люди кикуйю в моем караване стали чувствовать себя очень комфортно. Прежде всего, им было очень приятно сознавать, что их смертельные враги, надменные масаи, были неоднократно побиты. Затем они наслаждались тем количеством овец и коз, которое я подарил им. Они не убивают этих животных, а удушают, так что вся кровь остается в туше. Вид такого дикаря, сдавливающего горло овцы или козы, всегда казался мне совершенно отвратительным.

Удалившись от реки, мы снова поднялись на возвышенное плато, по которому двинулись вперед, все еще придерживаясь северо-западного направления. Вскоре на западе появилась гряда больших гор, которые масаи назвали Субугу-ла-Баринго (субугу – край гор). Следовательно, это должны быть горы Донго Гелеша. На плато мы обнаружили большие стада масайского скота, и ради мира и спокойствия я охотно согласился остановиться до тех пор, пока масаи не отгонят их подальше от нашего маршрута. Когда это было сделано, молодые воины-масаи поспешили к нам, чтобы поприветствовать нас обычным приветствием «сотуа» (друг). Все это выглядело очень приятно.

К полудню мы спустились с плато направо, в сухое русло реки и натолкнулись на совершенно черный вулканический регион. Название Гуасо-Нарок на языке масаев означает «черная река», потому что поток течет по черным камням. Темную, высокую вулканическую группу скал, которую мы миновали, я назвал «Скалой Телеки» в честь моего предшественника, изучавшего территорию окрестностей реки Гуасо-Ньиро.

Жара на черных камнях стала невыносимой. Здесь мы обнаружили следы большого стада овец. Масаи сообщили, что я должен только следовать по этим следам, и через час они выведут меня к Гуасо- Нароку. Между тем, они сообщили, что должны отправиться домой, чтобы пополнить запасы провизии. Не доверяя масаям, я с Хусейном и Рукуа продолжил идти в поисках Гуасо-Нарока, оставив медленно движущуюся колонну позади.

Поведение туземного населения теперь полностью изменилось, все встреченные спешили убежать от нас. Все это было очень подозрительно.

К двум часам я нашел восемь ослов и загруженного быка. Они были брошены хозя