Струны ворона

– Твоим голосом, мне поют опиумные маки. Хватит, в тебе лишь чистое безумие! – воскликнул случайный гость, впервые попавший в дом к музыканту. Сейчас ему казалось, что его голова может лопнуть от распирающих его звуков и эмоций.

А дело было вовсе не в словах, того, кто слетает с катушек в тёмной комнате при свете лампады. Его игра замораживала душу ледяной стрелой. В то же время она была прекрасна, как песнь умирающих ангелов в сточных канавах города.

Всё бы ничего, если бы не этот взгляд.

– После смерти, я стану птицей. Чёрной-чёрной, чтобы сливаться с ночью, – музыкант отложил инструмент и продолжал говорить, всё так же загадочно закатывая глаза. – Ведь люди не придумали цвета темнее.

Свечи догорали, изливаясь воском на гладкую поверхность стола. Длинными ногтями он впивался в воск словно в чьё-то податливое тело, сырую плоть свежего мертвеца. Но даже свечам не было под силу разогнать эту мглу.

– Можно, я уйду? – спросил гость.

– Нет, ты должен слушать мои песни, – возразил музыкант, отпивая ещё мучительно-синего ликёра. Он походил под цвет глаз – сквозных дыр через череп в небо.

– Я всё равно уйду.

– Вода поднялась уже до второго этажа. Нам некуда бежать. Это вселенский потоп, – произнёс задурманенный опиумом голос. Сейчас он звучал ещё более чарующе.

Гость приподнялся с подушки и отодвинул плотную штору.

– Но там нет воды. Там только чернота.

– Всё правильно, мой друг, вороны съели твои глаза. Ты больше ничего не увидишь.

Гость повернулся, зияя провалами глазниц. Музыкант любил эту предсмертную красоту, пока домашние вороны терзали тело гостя. Тому оставалось лишь улыбаться разорванным ртом и тихо вздыхать, потому что птицы уже выдрали его язык. Гость станет новым скелетом в шкафу музыканта.

***

– Почему у меня ничего не получается? – маленький мальчик с огромной гитарой жался кладбищенской ограде.

Из израненных пальцев сочилась кровь, замерзая на морозе. Инструмент исходил трещинами, словно старый гроб в земле. Этого мальчишку все давно считали местным сумасшедшим. Почти каждую ночь он приходил сюда, чтобы играть мертвецам. Просто они единственные, кто не боялся его ужасной замогильной игры. Даже животные сходили с ума от одного только прикосновения этого мальчика к струнам старого инструмента. Люди же велели заткнуться маленькому недомерку.

– Тебе мешает душа, – вдруг проскрипел старый ворон на кресте. – И сердце. Благодаря этому ты, человек.

– Я не хочу быть человеком, – с грозной решительностью воскликнул юный музыкант, устав от многочисленных разочарований.

– У всех гениев не было сердец, значит тебе оно ни к чему.

– А как же то, что болит и чувствует?!

– У тебя ничего не должно болеть.

Ворон мучительно выклёвывал сердце из распростертого на снегу детского тела.

– Это твоя последняя боль, – шептал его окровавленный клюв. – Теперь смерть – единственное твоё вдохновение.

Но мальчик ничего не слышал, звук срастающейся раны заглушал всё. И только привкус собственной гнилой крови во рту. Только умерев, можно познать жизнь, выйти за рамки привычного мира и творить.

Теперь он не помнил своей прошлой жизни, лишь имя, что нашептал ему ворон в тот вечер – «Ролан», так похожее на раскат грома или гортанный крик чёрной птицы.

А жизнь шла своим чередом, только шрам на груди изредка болел в непогоду. Дьявольский дух уже разрастался в теле хрупкого мальчика, делая его всё менее похожим на живого. Самому Ролану нравилось, как он выглядит сейчас: болезненно худой с глубоко запавшими глазами, крючковатым носом и гривой волос чернее ночи.

Он был почти счастлив, упиваясь собственным даром, если бы однажды не увидел кровь на своих руках.

– Что это? – спросил Ролан у ворона.

– За свой талант ты платишь чужой кровью.

Ролан оглянулся и увидел распростертое по кровати тело любимой. Он растерзал её в порыве страсти.

– Привыкай, так будет всегда. Это расплата, – ворон вылетел в окно, сливаясь с ночным туманом.

***

Концерт. Яркий свет софитов, живой огонь и беснующаяся внизу толпа. Их лица словно искажает экстаз, их тела движутся в такт этой дьявольской гитаре. Этот голос кружит им головы слов