Время сомнамбул

Иван Васильевич Зорин

Роман российского писателя и публициста Ивана Зорина «Время сомнамбул» – роман о современной русской деревне, в которой началась эпидемия неизвестной болезни больше всего напоминающей лунатизм. Один за другим жители впадают в сомнамбулическое состояние, продолжая привычную жизнь в плену сна.

В оформлении обложки использована картина Владимира Любарова «Лунатики» (2006).

Иван Зорин

Время сомнамбул

В оформлении обложки использована картина Владимира Любарова «Лунатики», 2006.

* * *

Моей матери

Скорее всего, вирус занесли птицы с островов Ледовитого океана или даже с небес, как утверждал местный священник, а иначе откуда ему было взяться в городе, затерянном в медвежьем углу Крайнего Севера. Город вырос из рыбацкого посёлка, летом, по большой воде, как называли здесь океан, в него прибывали баржи, гружённые одеждой, консервированными овощами, ружьями, патронами – короче, всем необходимым для жизни в суровом климате, а забирали они уловы трески, ящики с мороженой камбалой и туши битых тюленей. Моряки сходили на берег, с неделю проводили в городе, шатаясь по кафе, покоряя сердца малочисленных незамужних северянок. Но болезнь пришла весной, лёд ещё стоял незыблемо, а полярная ночь едва отступила. Опять же летом, когда на короткое время пробуждалась жизнь, в город забредали партии геологов, так что занести вирус они тоже не могли. Тогда бы эпидемия вспыхнула ещё осенью. Конечно, у болезни мог быть долгий инкубационный период, и она могла проснуться вместе с первыми лучами солнца. Так вполне могло быть в другом месте, но не за Полярным кругом: какой микроб переживёт долгую зиму, когда температура опускается до минус сорока и от жестоких морозов лопаются уличные градусники, осколки которых тут же уносит ледяная стужа. Возможно, вирус прятался в какой-то доисторической рыбине, вытащенной из глубин крупной ячеистой сетью вместе с обычными видами океанских рыб, а на заводе, где за версту стоял невыносимый запах разделываемых тушек, на неё не обратили внимания, и, вместо идущих на экспорт консервов, пустили в какую-то местную забегаловку. Так вспыхнула эпидемия, в то время как на тысячи километров вокруг, в белой бесконечной тундре, сколько хватало глазу, и даже южнее, где уже вырастали города, всё теснее жавшиеся друг к другу, ни о чём подобном не слышали. И это тоже говорило в пользу того, что вирус не мог занести человек. «Воля небес, – вздыхал позже священник, в одиночестве молившийся посреди единственного в городе рубленого храма. – Воля небес». Многие, особенно женщины, считали, что он прав, тихо крестились перед домашними иконами, но в церковь не шли, боясь заразиться. Что теперь гадать? Случилось, что случилось. Болезнь стала фактом. И этот факт был налицо.

Но – всё по порядку.

Первого заболевшего звали Сашок Неклясов, но что с того, какое имя дали ему родители и как к нему обращались до эпидемии, если вирус отбивал память, и вскоре он превратился сначала в первого заболевшего, а потом просто в Первого. Неклясов был молодым, сильным мужчиной, в одиночку ворочал на берегу свою лодку, как и большинство в городе, промышлял рыбной ловлей, и также, как и большинство, слыл любителем выпивки. В кафе он мог на спор выпить, не отрываясь, бутылку водки, а если за это ему не платили, пускал в ход огромные кулаки. Просолённый морем, закалённый ветрами Первый выдубился крепкими напитками, но ни они, ни лошадиное здоровье не спасли его. Ни с того ни с сего он стал всё дольше спать – впрочем, ничего удивительного, что ещё делать в сумерках короткого дня, – возвращаясь изрядно набравшимся из кафе, растягивался, не раздеваясь, на постели из оленьих шкур и, не снимая сапог, храпел. Сутками напролёт. А однажды лунной ночью встал и, широко раскинув руки, точно слепой, двинулся вдоль улицы под бешено раскачивавшейся гирляндой фонарей, вокруг которых мошкарой вился снег. Не обращая внимания на вихрившиеся от ветра сугробы, с опущенным у полушубка воротником и завязанными наверху ушами лисьей шапки, словно не ощущая холода, он ловил в объятия редких прохожих. Те со смехом шарахались, избегая его бесс