Я бросил огонь в мир, и вот я охраняю его, пока он не запылает.

Евангелие от Фомы, 10

Я иду во тьме —

и тьма не остановит меня.

Тьма не стена.

Я иду во тьме верно,

пока знаю,

куда поставить следующую ногу.

С тех пор, как моё тело перестало смотреть,

я стал двигаться намного быстрее.

Тьма проходит.

В моём горле непреходящий свет.

Я открываю свои рты —

и глотаю тьму.

НЕФИЛИМ. УРОБОРОС.

В центре меня —

пленённый серафим —

как топливо

для межзвёздных перелётов.

Ха-ха! во имя светлого,

или тёмного —

съешь своё сердце,

съешь своё сердце!

А потом…

парам-пам-пам! —

съешь своё сердце,

а через два дня

всё будет снова

в порядке.

И ты увидишь райские сады, если захочешь.

Или сможешь вернуться в своё гетто, где все будут тебя уважать

(ведь ты был в райских садах!).

Ты можешь стать кем угодно,

все пути открыты для тебя!

Нужно только съесть своё сердце.

И не подавиться от отвращения.

В отчаянии, что умом слаб, познать великую гармонию всецелого, разорвал себе голову, как перезрелый плод. Падая в бездну, назвал её Глубиной и возопил: пусть лучше разорвёт меня на вибрации пониманием целостности, чем целостным сам останусь, но слепым и навеки отключённым от созерцания всеобщей полноты!

Рухнул и ошалел. Стал маленькой функцией, расчётным значением мимолётного состояния, потерял имя.

***

Квадрат, постигающий куб, как свою более полную форму, пришёл в ужас и недоумение: «Ого, да здесь целых шесть квадратов? кто же из них я?»

Куб, постигающий гиперкуб, раздражался на некоторые грани своей личности, считал их нелицеприятными. Особенно, его раздражал тот самый квадрат, который был склонен к шизофрении. Куб всё время падал на эту свою грань, чтобы придавить её, а сверху оказывалась «шестёрка».

Куб был со смещённым центром тяжести – для жульничества при азартной игре в кости.

«Гиперкуб, значит, ничем не лучше», – заключил куб. И задумался о телах с тысячами, миллионами, миллиардами и даже потенциально бесконечным числом граней. В четырёхмерном, пяти-, шести- и потенциально бесконечномерном измерениях. «Это совершенное безумие», – бессильно вздыхал куб и продолжал выбрасывать «шестёрки».

Шар. Шар остаётся шаром в любом пространстве. Шар спокоен, его не терзают противоречия я-топологи при увеличении числа измерений. «Вот бы стать шаром», – мечтает до сих пор куб.

Он постепенно идёт к этому, хотя не замечает. С каждой новой игрой, броском – его грани и углы стачиваются о мягкое сукно. Ткань протирается до дыр, её меняют и продолжают играть. Сколько игр должно произойти, сколько раз выпадет «шестёрка» и изредка другие грани, прежде чем куб отполируют до идеально гладкого шара? Чертовски много, но не бесконечно. В бесконечности он останется шаром. Безмолвным в своей Глубине, статичным, предвечным, не имеющим ни вопросов, ни ответов. Он будет катиться вечно – спокойный, уравновешенный множеством бросков, аутентичный в любой многомерности – шар.

Куб неумолимо исчезает…

рай и ад, ребята!

рай и ад – блестят, как октябрятский значок начищенный,

и ныне я присягаю быть —

в раю и аду —

в раю и аду —

и наслаждаться каждым мгновением,

каждой маленькой смертью,

неповторимой и такой вечной…

и кстати, нет другого выхода,

я не уверен: плохо это,

или хорошо.

…И какую поп ни выберет дорогу,

переходит он дорогу Богу.

Сатана надеется и ждёт,

что произойдёт наоборот.

Вот тогда начнётся веселуха:

мертвецы, от уха и до уха

улыбаясь горлом, станут в ряд —

армия без генералов и солдат.

Зомби будут драться за добро,

за тепло, любовь и за вино.

За всё то, чего им в жизни не хватало,

против тех, кто их до смерти улыбали.

Кто до смерти их заулыбали —

станут сами прыгать с этажей, —

стадо перепуганных свиней, —

зря на легионы уповали!

Эх! зомби-муви!

Эх! видео-снафф!

Губит душу святую

время, а не «варкрафт», —

и «к одиннадцати Туз»,

и с кокардою картуз!

Зомби-анархия! Зомби-анархия!

В небо полетят Кремль и Патриархия!

Вот оно, веселье —

мёртвых воскрешенье! Впереди пирушка —

позади похмелье!