Стихотворения

Давид Самуилович Самойлов

Золотая коллекция поэзии

«Постоянным обновлением соборного духа… в форме личного опыта мысли и чувствования…» считал литературу и поэзию выдающийся русский поэт Давид Самойлов. Сгущенно-метафорический стиль поэта соединяет в себе высокое и бытовое; интонационно богатый стих мелодичен, верен классическим традициям. Эта книга – наиболее полное собрание стихотворений Давида Самойлова, в которую включены лучшие стихи из разных сборников поэта. Стихотворения, подвергшиеся цензуре в советское время, восстановлены в первоначальном варианте.

Давид Самойлов

Стихотворения

Составление Александра Кауфмана

© Самойлов Д. С., наследники, 2018

© ООО «Издательство «Э», 2018

Ранние стихи

(1938–1957)

Плотники…

Плотники о плаху притупили топоры.

Им не вешать, им не плакать – сколотили наскоро.

Сшибли кружки с горьким пивом горожане, школяры.

Толки шли в трактире «Перстень короля Гренадского».

Краснорожие солдаты обнимались с девками,

Хохотали над ужимками бродяги-горбуна,

Городские стражи строже потрясали древками,

Чаще чокались, желая мяса и вина.

Облака и башни были выпуклы и грубы,

Будет чем повеселиться палачу и виселице!

Геральдические львы над воротами дули в трубы.

«Три часа осталось жить – экая бессмыслица!»

Он был смел или беспечен: «И в аду не только черти!

На земле пожили – что же! – попадем на небеса!

Уходи, монах, пожалуйста, не говори о смерти,

Если – экая бессмыслица! – осталось три часа!»

Плотники о плаху притупили топоры.

На ярмарочной площади крикнули глашатаи.

Потянулися солдаты, горожане, школяры,

Женщины, подростки и торговцы бородатые.

Дернули колокола. Приказали расступиться.

Голова тяжелая висела, как свинчатка.

Шел палач, закрытый маской, – чтоб не устыдиться,

Чтобы не испачкаться – в кожаных перчатках.

Посмотрите, молодцы! Поглядите, голубицы!

(Коло-тили, коло-тили в телеса колоколов.)

Душегуб голубоглазый, безбородый – и убийца,

Убегавший из-под стражи, сторожей переколов.

Он был смел или беспечен. Поглядел лишь на небо.

И не слышал, что монах ему твердил об ерунде.

«До свиданья, други!

Может быть, и встретимся когда-нибудь:

Будем жариться у черта на одной сковороде!»

    Май 1938

Пастух в Чувашии

Глухой хрипун, седой молчальник

Из-за коряг следил луну.

Вокруг стоял сухой кустарник,

Жевали совы белену.

И странны, как рога оленьи,

Валялись корни в отдаленье.

На холод озерны?х зеркал

Туман влачил свои полотна.

Здесь мир первичный возникал

Из глины и куги болотной.

…И, звезд питаясь млечным соком,

Сидел он, молчалив, как окунь.

Как дым, кипели комары

В котле огромной лихорадки.

За косогоры падали миры.

И все здесь было в беспорядке.

Я подошел к огню костра.

– А сколько будет до кордона? —

Глаза лениво и бездонно

Глядели из болотных трав.

Он был божественный язычник

Из глины, выжженной в огне.

Он на коров прикрикнул зычно,

И эхо пело в стороне…

Я подражал «Цыганам» Пушкина

До третьих петухов.

Потом достигла речь кукушкина

Светлевших перьев облаков.

Коровы сбились в теплый ком,

Следя, как звезды потухали.

Шурша шершавым языком,

Они, как матери, вздыхали…

    Конец 1938

Охота на мамонта

Я спал на вокзале.

Тяжелый мамонт,

Последний,

шел по болотам Сибири.

И камень стоял. И реки упрямо

В звонкие

берега

били.

А шкуры одежд обвисали.

В налушнах

Стрелы торчали. И было слышно:

Мамонт идет по тропам непослушным,

Последний мамонт идет к водопою.

Так отступают эпохи.

Косые,

Налитые кровью и страхом глаза.

Под закосневшим снегом России

Оставив армию,

уходит на Запад.

Но челюсть разорвана криком охоты.

Кинулось племя. В руках волосатых

Свистнули луки, как птицы…

И кто-то

Уже умирал

на топях проклятых.

И вдруг закричал

последний мамонт,

Завыл,

одинокий на всей земле.

Последним криком своим и самым

Угрюмым и долгим

кричал зверь.

Так звал паровоз в ледниковой ночи,

Под топот колес,

неуемно,

грозно…

Мы спали тогда н