Монстр

Крематорий мыслей, заполняемый собственной кровью, рождённый из прикосновения к изголовью. Пусто. Жизнь, как искусство, тоска уже горло прогрызла, а я пишу эти строки, чтобы показаться самой себе чуть менее одинокой. В рёбрах монстр – он один, питается собственной плотью, острит и самоотверженно пьёт глицин: ему тоже бывает грустно, порой он даже не спит. Он качается на верёвках из нервов, всегда во всём старается быть первым, а потом мастерски изображает из себя жертву. Он любит громкую музыку, играющую в висках, и совсем чуть-чуть потерялся в своих грехах. У него холодные руки, поджигающие кислород, и печальные глаза, встречающие небосвод. Живёт от дела к делу и химерически стремится к пределу. Маргинальный отшельник, начинающий жизнь в понедельник. Он живёт внутри, скрывается часто, но посмотри, может быть, это ты?

Море

Наши руки сплетаются в печальное море,

Что хоронит в пучине наши мечты.

Все наги и безвольны, воспитаны горем —

Картины поэзии давно уж темны.

Твои вены, как реки, рисуют картины,

А я, словно зритель, ищу окончание

Наших волн и стихов, что так же старины,

Как вопрос в тишине и молитвы молчанье.

Я сплетаю ключицы, где растёт обещание

О величестве море и потере штормов.

Наше море будет гимном молчания

И предводителем кучи мостов.

Отощав от одиночества, я возводил мосты

Отощав от одиночества, я возводил мосты.

К тебе,

К пленительной странице красоты,

К хронически звучащей пустоте,

К себе.

Я видел, как теряет свет душа,

Как музыку чужую сокрушат.

Я наблюдал, как летят в полёте гневном

Слова,

Фразы,

Подвиги,

Оживающие с языка плачевно.

Для людей я скинул кожу и оплёлся мишурой

Наглости и человечности другой.

А где-то в клетке рёбер лежит мёртвая семья:

Чувства,

Эмоции,

Принципы и, конечно,

Я.

***

Это поколение давно мертво,

Полно стереотипов и страданий.

В мире, где не ценят существо,

Главенствует лишь принятие расстояний.

Границы в жизни, границы в голове —

Твой мозг гниёт под чутким руководством.

Границы даже в пустоте —

Люди становятся уродством.

Владенье маской – верх искусства

Для тех, кто одинок внутри.

Их сгрызёт простое чувство —

Это одиночество, смотри.

***

Лунный свет, словно из фонарика случайного прохожего, проникает в моё окно. Мы сидим рядом, чувствуя дыхание друг друга, слушая слезливые песни, и в комнате темно. Чашка чая полнится грустью – у меня странное предчувствие. Дежавю.

Твои ключицы похожи на птицу, летящую ввысь, а руки холоднее любого мороженого. Звуки музыки всё лились, вырисовывая картины в голове, а перед нами лежал старый альбом с потёртыми краями и жёлтыми листами, будто бы уничтоженный.

Мир на бумаге – вселенная в голове, что-то странное и почестней. Творцы живут не в нашем мире, словно бродяги, они идут туда, где смогут скоротать свой век потеплей.

Ты дышишь часто – этот звук напоминает мне шум моря, когда мы были молоды и ещё не проданы горю. Я прикрываю глаза – и мне чудится берег. Всё взрывается счастьем и подыгрывает радостной атмосфере.

Я тихо скажу тебе: «Привет, я твой мольберт». Я улыбнусь самой себе.

Ты ответишь мне: «Привет, я твой повод жить». Ты подожжёшь сигарету и начнёшь курить.

В дыме начнут расцветать поля эдельвейсов.

Я – девочка, что утонула в своей же голове, ты – глупый художник. Мы оба – обычный жизни заложник.

Под утро кто-то перережет горло ночной тьме, а из её ран появится солнце.

Этот сон был приятен и, безусловно, осознан.

У этой осени…

У этой осени взгляд одинокий,

В кости въедается александрит.

Мрак расползается строгий, голодный —

Сознание грусти ему не убить.

У этой осени взгляд отчуждённый,

Люди на улице – бомбы в домах.

Страх осознанный и взращённый,

Грустный танец на горящих углях.

У этой осени взгляд обречённый,

Поникший под тяжестью прожитых лет.

Отчаяние – страшное, голод – врождённый,

А в лёгких у осени акации цвет.

Мне нужен кто-нибудь, чтобы сгореть

Эй, ты слышишь, мне нужен кто-нибудь, чтобы сгореть:

Расплавить кожу,

лёгкие,

голову,

Разливать сомнения, будто олово,

Жить амплитуду любви и страха долгого.

Эй, мне нужен кто-нибудь, чтобы сгореть:

Собира