Урки и мурки играют в жмурки

Александр Анатольевич Сидоров

Фима Жиганец

События детектива разворачиваются в начале 2000-х. Из секретной российской лаборатории похищен чемоданчик. За ним гоняются английская разведка, российские спецслужбы, сотрудники прокуратуры и милиции, бандитские группировки, «воры в законе»… Убийства, драки, погони и прочие весёлые безобразия густо сдобрены «чёрным» юмором.« – Толик, вставай! – прошептал конголезец Мбанга. – Там Амира сичас стрелят будут…– И ради этого ты меня разбудил?! Зря я плачу взносы в партячейку ку-клукс-клана. Дверь запри, а то патроны у этих дебилов кончатся, прибегут клянчить. Шляются всякие, то им соль нужна, то гондоны…»Содержит нецензурную брань.

Иронический мужской детектив

Все события и персонажи являются плодом больной фантазии автора.

Любое совпадение с действительностью уголовно не наказуемо

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

МЕНТОВСКОЙ ДЕБЮТ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

из которой читатель узнаёт, что «мокрое дело» – это не художественный образ, а суровая проза жизни

21 апреля 2004 года, Мокрый Паханск, раннее утро

– СЛАВНОЕ НАЧАЛО ДЛЯ ДЕТЕКТИВА – «Труп распластался, как Рокфеллер в ванне».

Следователь районной прокуратуры Костя Костанов, не обращая внимания на противный мелкий дождь, задумчиво сидел в позе орла рядом с незнакомым и глубоко чуждым ему телом. Костя был погружён в размышления, тело – в речку Безымянку. Костя – с головой, тело – по пояс. Неглубокий ручей шириной метров восемь – десять, сдуру названный кем-то речкой, нёс мутные вонючие воды по дну оврага сквозь Автосборочный поселок. Вдоль одного из берегов тянулась улочка Сельская с тихими частными домиками и патриархальным деревенским бытом. Улочка полностью оправдывала своё пасторальное название. Находилась она всего в трёхстах метрах от шумного проспекта имени геноссе Маркса и зримо воплощала процесс слияния города с деревней. Утрами жителей будили горластые петухи, а в некоторых дворах держали коз и свинок.

Обитали на Сельской в основном тихие бабульки и тихие алкаши. Баба Дуся, которая наткнулась на тело Рокфеллера в пятом часу утра, представляла собой помесь обеих пород: живописный тип старой пьяницы в калошах на босу ногу и c драным зонтиком, который щерился во все стороны острыми спицами.

– На берегу пустынных волн сидел он, дум великих полн… – грустно процитировал следователь классика и поднял печальные глаза на старушку. – И что же вас, драгоценная Евдокия Матвевна, потянуло в такой час, не говоря уже о чудесной погоде, на берега пустынных волн?

– На куда? – не поняла баба Дуся и икнула, обдав Костю свежим сивушным запахом. – На каких волн?

– Какого тебя, старая, понесло в такую рань в такую срань? – перевёл фразу на доступный аборигенский язык долговязый опер Серёга Степцов, стоявший за спиной следователя. – Чё ты в овраг этот долбанный спустилась до первых петухов? Скрозь тьму кромешную…

– Так мусор же высыпать! У нас тут куча мусорная! От же ж рядом с вами.

– Время самое то, – одобрил Костя Костанов.

– И место удачное, – поддакнул опер Степцов. – Живописное полотно «Мусора? у кучи мусора». Что с клиентом, Андрей Герасимович? – поинтересовался он у судмедэксперта с лаконичной фамилией Зуб, уже осмотревшего труп и теперь стоявшего в сторонке.

С виду Зуб больше напоминал гвоздь. Сухопарый, вытянутый в струнку, он носил одежду преимущественно унылого серого цвета, который в народе обычно называют «сиротским». К тому же гардеробчик медэксперт почему-то упорно подбирал размера на два меньше, словно и впрямь скупал списанную униформу в детском приюте. Пальтецо застёгивалось на одну пуговицу, и то с трудом, рукава не закрывали запястий, брюки – лодыжек.

– Пациент скорее мёртв, чем жив, – отрапортовал медик, потянулся и противно хрустнул суставами.

– Ценное наблюдение, – заметил Костя. – Я надеюсь, он умер естественной смертью?

– Совершенно естественной, – подтвердил Зуб. – По крайней мере, для его образа жизни. Ему свернули шею. Подробнее скажу, когда вытащим.

– Знаете, как Манька-Облигация говорила Жеглову? – напомнил Зубу Костя. – «Ты кто такой, чтобы за мой образ жизни на людЯх рассуждать?». Может, мы име