Пролог

Казахстан, февраль 1946

Усть-Каменогорск

У пахнущих штукатуркой, ампирных колонн Дворца Культуры Металлургов, шумела толпа. Несмотря на февральский мороз, девушки, с подкрашенными губами, кусали мороженое, в простой обертке. Парни, многие еще в военной форме, без погон, щелкали семечки, сплевывая шелуху на каменные плиты широких ступеней.

В сером, низком небе висел слой черного, удушающего дыма. В городе привыкли к столбам, поднимающимся из кирпичных труб цинкового завода, будущей гидроэлектростанции и новой, строящейся фабрики на окраине города. Площадку закрыли, проложив туда отдельную колею, от городского железнодорожного вокзала. Ходили слухи, что проект курирует министерство государственной безопасности.

В городе почти все работали под землей, на рудниках, заложенных на Алтае во времена императрицы Екатерины. Тогда в крепость Усть-Каменную отправляли гарнизоны казаков, для защиты от набегов кочевников, с юга. Город строили, как было принято в те времена, по строгому плану. Прямолинейные улицы продувались ветром с гор. При весенних разливах Иртыша вода не застаивалась в низинах, а быстро расходилась среди переулков.

Императрица Екатерина, своим указом, выделила угодья в окрестностях крепости для староверов, бежавших от преследований в Польшу, и желающих вернуться на родину. До революции в Усть-Каменогорске, со взорванным большевиками Покровским собором, и перешедшим в ведение милиции Свято-Троицким мужским монастырем, стояли и старообрядческие молельни, и мечеть, и костел, выстроенный сосланными на Алтай поляками.

Сейчас, после войны, в городе тоже слышались разные языки. Окрестности Усть-Каменогорска усеивали лагпункты, где держали заключенных, работавших на добыче редких металлов. Зэка, разумеется, в кино не отпускали, но ссыльным немцам Поволжья, крымским татарам и чеченцам разрешали поездки в город.

– Многие ссыльные, кстати, и в городе живут… – крепкий, сероглазый парнишка, на вид лет десяти, независимо прислонился к колонне, надвинув на лоб потрепанную ушанку, – взять хотя бы наших соседей… – ссыльных на режимные предприятия не нанимали. Люди перебивались на подсобных, неквалифицированных работах.

Местный шанхай, как назывались за Уралом бедные кварталы деревянных домишек, расползся по невысокому холму, за рекой Ульвой, впадающей в Усть-Каменогорске в Иртыш. Мужчины промышляли грузчиками, в магазинах и на рынке, женщины мыли поли и брали на дом стирку. Воду жители носили из реки, по обледенелым дорожкам, и крутым лестницам, проложенным по склонам в прошлом веке.

Чихнув, парнишка вытер сопли рукавом драпового пальто:

– Юг, а все равно холодно. Мы почти рядом с Китаем. Тетя Марта обещает, что немного подождать осталось, и мы выберемся из СССР… – в кармане Уильяма лежали два билета на завтрашний, утренний сеанс. Показывали «Первую перчатку». Уличные приятели все уши прожужжали ему о фильме:

– Кино не о футболе, а о боксе… – мимолетно, пожалел Уильям, – но бокс тоже хорошо… – сплюнув лузгу, сверившись с большими часами, над головой, он кубарем скатился со ступенек. Навстречу валила толпа, на вечерний сеанс.

– Мы завтра утром с тетей Мартой в кино пойдем. Когда семьи ходят, так безопасней. Она мне пирожное обещала купить, в фойе… – Уильяму еще надо было сварить суп, к возвращению Марты с работы. Он отлично управлялся со старомодной керосинкой, стоящей в беленой, чистой комнатке, в хлипком сарайчике, среди закоулков шанхая:

– Я шурпу сделаю, – решил Уильям, – крупа есть, а тетя Марта с работы кости принесла… – перебежав мост через Ульву, мальчик пропал в переплетении узких переулков бедного предместья.

Марта обнаружила себя и Уильяма на перроне вокзала Усть-Каменогорска, в общем, случайно.

К новому, сорок шестому году, добравшись до Астрахани, она поняла, что не сможет пересечь Каспийское море. Навигация закрылась на зиму. Ни пассажирские, ни грузовые рейсы в Красноводск не ходили.

Марта к тому времени стала обесцвеченной пергидролем блондинкой, с кудрявыми, завитыми волосами. При ней имелись документы уроженки города Горького, Серафимы Ивановны Шевелевой, двадцати пяти лет от роду, военной вд