Назад к книге «Розыгрыш» [Вадим Зиновьевич Кудрявцев]

Розыгрыш

Вадим Зиновьевич Кудрявцев

Нет ничего более нестандартного и непредсказуемого, чем людские судьбы.

Витя Чущин в школу пошел в восемь лет только потому, что мать старалась как можно дольше держать его в детском саду. Он понимал, что так было нужно, хотя в школу, конечно же, хотелось, как любому ребенку его возраста. Дело в том, что воспитывала Витю мать одна, родственников в городе у них не было, и садик выручал возможностью оставлять ребенка с ночевкой на всю рабочую неделю. Работала мама на фабрике рабочей, хоть и имела высшее образование: просто рабочим тогда платили больше, а алиментов Витин отец не платил. Да Витя и не знал, кто его отец. Мать про него никогда не рассказывала, как-то у них это было не принято. Конечно, пару раз мальчик пытался узнать, почему у многих есть папы, а у него – нет. Но мать так резко пресекла такого рода разговоры, что Витя навсегда усвоил – эту тему лучше с мамой не обсуждать: и ответа не получишь и, как минимум, на вечер между ним и мамой воцарится атмосфера затаенной обоюдной обиды. Фамилия Чущин – фамилия матери, а про отчество Витя тогда не слишком задумывался. Вот и получалось, что об отце в его жизни ничего не напоминало кроме наличия пап у других детей.

Так Витя всю неделю с понедельника по пятницу жил в садике. Часов в пять вечера, когда уже начинали забирать первых детей бабушки и дедушки, приходила после работы мама, так как смена на фабрике заканчивалась довольно рано. Когда было тепло, они сидели на лавочке во дворе, в остальное же время – в раздевалке их группы и разговаривали. Если же, как иногда бывало, приносилось что-нибудь вкусное, Витя был занят поеданием гостинца, а мама разговаривала с воспитательницей о Вите и, вообще, о жизни. Так она сидела до тех пор, пока ни заберут последнего из детей. Точнее, последнего из тех, кого должны были в тот день забрать. Это был самый горький момент, ведь целый день Витя был в предвкушении прихода мамы. И вот тогда, когда забирали последнего счастливчика, мама вставала, целовала Витю, прощалась с воспитательницей и уходила домой. И с этого момента Витя начинал ждать, когда же назавтра придет мама.

И, конечно, всю неделю он ждал выходных. Он ждал их даже тогда, когда приходила мама и скучать, вроде бы, было не по кому. Витя постоянно спрашивал у нее: «А скоро пятница?». И мама говорила, сколько еще нужно было ждать, хотя Витя знал это и без ее ответа, постоянно задавая этот же вопрос воспитательницам и нянечкам. Но все равно спрашивал каждый день у мамы. В пятницу вечером мама забирала его домой, и Витя понимал, что впереди ожидало два дня счастья: гуляния в парке с тетей Олей и Юлей, любимая еда, специально для него приготовленная, мультики по телевизору, да и своя собственная кровать, в конце концов. Выходные пролетали на одном дыхании, и в воскресенье вечером мама отводила Витю в детский сад. В выходные приводить детей вообще-то не разрешалось, так как в саду кроме сторожа никого не было, и заведующая поначалу была категорически против, но потом она пошла навстречу, да и сторожа не возражали, поняв, что мальчик хлопот не доставляет. Так, поздно вечером в воскресенье мама отводила Витю в сад, перед сном мальчик со сторожем пили чай с принесенными с собой бутербродами, и мальчик ложился спать.

И Витя не обижался. Или, скорее, старался не обижаться. Он знал, что мама начинает очень рано работать, поэтому утром она не может его отводить в сад. Во-первых, там еще спят дети, которые оставались с ночевкой, а воспитатели еще не пришли, а во-вторых, утром она просто не успевала его отвести до смены, ведь садик находился довольно далеко от маминой работы. Поэтому всю неделю он ночевал в саду и лишь на выходные приходил домой. Конечно, иногда он плакал. А, точнее сказать, он часто плакал, но старался это делать так, чтобы никто этого не видел: ни мама, ни воспитатели, ни дети, – хотя причины были разные. Такое положение дел привело к тому, что мальчик стал необщительным и угрюмым. Он плохо ладил с остальными детьми, предпочитая какие-нибудь самостоятельные занятия или игры. Особенно он любил рисовать, и, надо сказать, получалось