Часть первая – За письменным столом

Вступление. Шкатулка

Весна наступила в этом году ранняя, дружная и – как всегда у нас – неожиданная. У нас же как, – снег выпадает вдруг, неожиданно, так, что мы оказываемся к уборке снега не готовы: и техника коммунальных служб не готова – стоят трактора, не ремонтируемые с лета и осени до тех пор, пока снегом улицы не завалит по колена, у дворников лопат, оказывается, не хватает, хотя зиму ждали и о том, что подготовились к ней, рапортовали. А только она, зима, приходит – тут и трубы отопления, проходящие по улице, не утепленные; и где-то вообще, трубы лопаются и на улицы из прорвавшихся труб, водные потоки льются. А летом и осенью мы зиму ждали, готовились к ней? Есть же народная пословица: готовь сани летом…. Нет, наверное! – такой вот ответ двусмысленный: наверное ждали (?) или нет? Потому и зима – приходит неожиданно.

Так же и с весной случилось – она ранняя оказалась. Хорошо, что я был в глухой деревне, очень далеко от города с его проблемами, тут природа готова к любым неожиданностям.

Уже в марте побежали по деревенским улицам бурливые, коричневые от смываемой глины, сверкающие в лучах веселого весеннего солнца ручьи. Деревенька стояла на пологом склоне, ведущем к речке, и ручьи набирали скорость, и сердито пенились вокруг встречных камней, и быстро вертя щепки и птичий пух неслись в сторону реки по проторенным углубленным канавкам по обеим сторонам широкой улицы. В огромных лужах воды во впадинах и низких ямках отражалось голубое небо с плывущими по нему круглыми, точно вращающимися, белыми облаками. С мартовских крыш свисали сосульки и сыпались частые звонкие капли.

И солнечным деньком воробьи, не только одной, многими стайками обсыпали придорожные деревья и кусты. Они громко кричали, так громко спорили между собой, что ничего нельзя было расслышать за их криком. И это длилось два дня подряд, я видел эти сборы из своего окна. Воробьиная братия обсуждала перелет и\или радовалась весне. И эти птицы, хотя считаются не перелётными, меняют свои зимовья, как и вороны и галки: они на зиму перебираются в регионы что поюжнее.

На деревьях и кустах набухали почки, а на вербах появились белые цветы, пушистые шишечки. Везде чувствовалась радостная, торопливая тревога жизни. На ровных открытых участках полей и огородов снег быстро сошел, оставшись ещё кое-где грязными рыхлыми клочками в лощинах и перелесках. Из-под него выглянула на солнечный свет обнаженная, мокрая, теплая земля, отдохнувшая за зиму и теперь полная свежих соков, полная жажды нового рождения, материнства. Над черными полями вился легкий парок, видимый издалека, наполнявший воздух пьяным запахом оттаявшей земли, – тем новым, вкрадчивым и могучим «пьяным запахом весны», который даже в городе я узнавал, если ходил весной в «Парк культуры».

А тут, в глухой деревне мне казалось, что вместе с этим весенним ароматом вливается в мою душу весенняя грусть, – такая сладкая и нежная, исполненная беспокойных ожиданий и смутных предчувствий. Этакая «поэтическая грусть», делающая в ваших глазах всех женщин хорошенькими, как украшение весны, и грусть, приправленная неопределёнными сожалениями о прошлых вёснах и событиях в них.

И ночи стали теплее, так что форточку я открывал; в их густом влажном мраке за окном чувствовалась незримая спешная работа природы, запах весны проникал и в мою комнату с протопленной печкой.

В эти ночи я сидел за своим рабочим столом в теплом доме у открытой черновой тетради перед печатной машинкой, отодвинутой вперед на край стола к окну.

И что ещё было на моем столе? О каждом предмете можно написать целый рассказ, за неимением подходящего сюжета. У всех писателей бывает такой период, когда одну свою работу он закончил, а к другой ещё и не подбирался. «Творческий кризис», «творческий отдых», «переходный период» – что-то в этом роде.

В прямоугольной открытой коробке, типа вазы, сшитой из открыток, стояли ручки и карандаши. А в другой открыточной коробке с круглыми боками были другие важные и нужные предметы. Эти коробочки я изготовил сам зимними вечерами. И это долгая работа, между прочим, и требует неко