Пролог

Теоретически это возможно. Всплывая вверх, взбираясь на поверхность, как на вершину, которую никогда не покорял, словно преодолевая себя, забываешь, что же на дне.

Глядя на себя в зеркале, глядя на свой костюм и туфли, забываешь, в чем ходит твой ребенок.

И если сегодня мы не умрем, мы обретем новую жизнь. Если завтра мы выживем, мы обретем новую смерть.

Именно так и звучат строки правды. Правды зыбкой, правды жестокой и настоящей. Готов ли я был принять ее? Готов ли был понять ее? Нет, скорее, нет. В бреду видятся вещие сны, а в реальности – сны прошлого. И если бы я мог все изменить, я бы ничего не менял.

Мы сопровождаем воспоминания о юности яркими тонами. Мы тоскуем о тех счастливых деньках, когда для счастья-то ничего и не надо было.

Я говорю про себя.

Но среди нас находились и те, которые всем сердцем желали бы забыть это прошлое. Мертвые внутри, они не пытались казаться живыми снаружи. У них не было цели, у них была лишь их голова, их мыслительная коробка. И кто знает, может, им открылось гораздо больше тайн, чем нам?

Ясность бесов порождает мрак.

Теоритически это возможно. Возможно то, что можно умереть внутри. Душа бессмертна, но мысли. Мысли определяют эту душу. Вера определяет эту душу. Надежда, любовь, сострадание – все чувства добродетели, они, как раз-таки, иссохли. Теперь это не то, что отличает нас от животных. Теперь это то, что отличает нас от современников.

И если мысли уже «по ту сторону», и если веры уже нет, а чувства добродетели угасли, то, быть может, и человек – тоже?

Ясность ангелов порождает хаос.

Мы верили в себя и верили в того, кем хотели стать. Все детство. И теперь мы пожинаем плоды наших иллюзий. Нас не научили верить в себя, нас научили ненавидеть себя. В нас тыкали пальцами, нас пугали пустыми угрозами, нас съедали презренными глазами.

И теперь мы свободны. Теперь все позади, теперь мы можем, наконец, забыться. У нас появился крохотный кусочек власти. Но и этого достаточно, чтобы почувствовать себя свободными. Свободными настолько, чтобы другие подумали: «Сумасшедшие…».

Фенечка

Часть первая

Рон находился в своей комнате, сидел на кресле и щелкал каналы на телевизоре, когда в дверь его квартиры позвонили.

– Я открою! – крикнул он жене и подошел к двери. Через глазок он увидел там двух человек в полицейской форме. Из рук вывалились ключи, но Рон не торопился их поднимать. Он смотрел в глазок, словно пытаясь узнать лица полицейских. Еще один звонок в дверь привел его в себя.

– Чем могу? – спросил Рон.

– У нас есть к вам несколько вопросов, – сказал один, выглядывая из-за двери.

Рональд подозрительно посмотрел на людей в наряде и сухо произнес:

– Пройдемте в комнату, поговорим там.

Они расселись в гостиной, напротив телевизора, который квартирант тут же выключил, лишь добравшись до пульта.

– Недалеко отсюда сгорела психбольница, – начал один из них, – и мы думаем, что вы можете что-то знать.

Рон охнул, округлив глаза.

– Я… даже и не знаю, что сказать…

– Просто ответьте на наши вопросы, хорошо?

Рон кивнул.

– Ваша фамилия Троцкин? – спросил второй, достав блокнот.

– Да, это моя фамилия, – ответил он тихо. – Вы подозреваете кого-то из моих родных?

– Не знаем точно, но вы знаете, что в этой лечебнице покоится ваш родственник? Вам говорит о чем-нибудь имя Анна? – спросил полицейский.

– Н-нет, не уверен, – задумчиво ответил Рон.

– Уверены? Может, первая любовь или стерва, разбившая вам сердце? – спросил язвительно второй.

Рональд недоуменно поглядел на него.

– А что насчет родителей? – вмешался первый. – Вы можете помочь нам связаться с ними?

– Мать умерла, когда я был еще ребенком. А отец… Кажется, он в городе.

– Даже так? Не подскажите адрес, пожалуйста?

– Я не уверен, но, быть может, он еще живет на Брестской 33г, – тихо говорил Рон.

– А что насчет других родственников? Сестры, братья, или, может… а как звали вашу маму?

Рон поник головой, пытаясь вспомнить. На секунду он отрекся от реальности и проник в чертоги своей памяти, но тщетно. Внезапно для себя, Рональд осознал, что его одолел приступ амнезии.

– Я не помню, – грустно ответил хозяин кварти