0

Перед рассветом город накрыла серая хмарь. Сошедшая с небес изморось щедро оросила крыши домов, остывший за ночь асфальт и припаркованные вдоль тротуаров автомобили. Всплывшее над зыбким туманным саваном солнце, вместе с прохладным ветерком, прогнали белёсую пелену и прошлись по улицам и бульварам, словно проверяя работу смуглолицых дворников из знойного Таджикистана. И к шести часам согретый солнцем мегаполис просох. Лишь в недоступных светилу двориках и возле припаркованных иномарок ещё поблёскивали пыльные лужицы.

Зарождался новый день – суетный, жаркий, с радостями и бедами, рождениями и смертями…

Наступила пятница. Продолжался знойный июнь…

Странный человек в старом матерчатом плаще, похожем на потрёпанный халат грузчика – жёлто-белый на плечах и спине, тёмно-серый под засаленными рукавами, воротником и карманами – неспешно продвигался под козырьком ограждения вдоль строительной площадки. В тени забора он походил на заблудившееся приведение, не успевшее за короткую ночь окончательно превратиться в человека. Невысокий, худой, слегка сутулый старик представлял собой жалкое зрелище. Длинные седые волосы спутавшимися прядями спадали из-под примятой джинсовой шляпы на узкие плечи. Смуглое лицо с подслеповатыми глазками обезображивала белая, неухоженная бородка клинышком. В правой руке старик держал деревянную клюку, сделанную из высушенного орешника, отполированную и покрытую бесцветным лаком. Левой рукой он прижимал к впалой груди широкий бумажный пакет, наполненный крупными апельсинами. Оранжевые бока плодов выглядывали из пакета и казались неестественно яркими на сером фоне одежды и пропитанного пылью окружающего пространства.

Справа от пешехода шумела бурным транспортным потоком Центральная улица. За забором слева рокотали компрессоры и насосы, подающие бетон на верхние этажи будущего небоскрёба. Запах цемента и выхлопных газов досаждали чувствительному обонянию. Старик изредка наклонялся к пакету с дарами юга и вдыхал исходящий от них аромат.

Редкие прохожие учтиво пропускали пожилого человека, прижимаясь к ограждению. Всё-таки старость в этом мире кое-кто уважал. Старик тихо говорил встречным слова благодарности и продолжал свой путь, постукивая клюкой по доскам, настеленным поверх потрескавшегося асфальта тротуара.

Забор вдоль строительной площадки сворачивал налево в Кривой переулок. Старик пропустил несколько выезжавших из него автомобилей, перешёл проезжую часть и тоже свернул налево. Кривой переулок был и в самом деле кривым. Узкая лента грязного асфальта между строительной площадкой и покосившимися двухэтажными домиками вела под гору и плавной дугой сворачивала за оцинкованный забор. Где-то за поворотом переулок вливался в другую шумную и чадящую транспортом улицу. Но, несмотря на древность, переулок казался уютным и умиротворённым. От станции метро и автобусной остановки навстречу старику выплеснулся людской поток, из озабоченных житейскими проблемами москвичей.

Прижимаясь к серой стене дома, старик побрёл в глубину квартала, судьба которого была уже предрешена планами обновления столицы. Пройдя несколько метров, остановился возле входа в небольшой чистенький дворик. В его глубине, за пыльным кустом сирени, виднелся деревянный двухэтажный купеческий дом, отреставрированный владельцами коммерческой фирмы для временного пользования. Когда-то имевшиеся при въезде во двор ворота, отсутствовали. На углу дома висела синяя табличка с номером, а на полуразрушенном кирпичном заборе, ограничивающем двор с другой стороны, небрежно выкрашенный в зелёный цвет кусок фанеры с надписью от руки: «Стоянка только для служебных автомашин». И во дворе было на удивление пусто и просторно. Лишь один могучий «Мерседес» с массивной эмблемой фирмы «Даймлер-Бенц» на радиаторной решётке занимал значительную территорию между потрескавшимся тротуаром и сиротливо прижавшимся к серому забору кустом сирени. От машины веяло мощью и незнакомыми запахами краски, кожи и пластика. Старик покачал головой, восторгаясь зарубежным чудом техники. Через тонированные стёкла внутренность салона не просматривалась. Находился ли кто внутри, опре