Много лет назад знавал я одного человека. Странного человека. Существа хуже, чем Скрудж в истории Чарльза Диккенса. Его звали Виктор ван Дорт, и он, представьте себе, совершенно не верил в чудо!

Дети дразнили его «неверующим скрягой», взрослые окрестили «сумасшедшим стариком». У него не было ни семьи, ни друзей, ни даже домашнего любимца. Он был совершенно одинок.

Всё, что напоминало ему о чудесах и волшебстве, он воспринимал в штыки, грозился оторвать руки и снять с премиальных тому несчастливцу, что случайно, по неопытности, «сморозил чушь». Но, бывало в году несколько дней, когда мистер ван Дорт ходил по улицам Лондона ещё более угрюмый и ворчливый, чем прежде. В такие дни он бил своей дорогой тростью мальчишек, мешающих ему пройти, ругал старых дам за их чрезмерную болтливость и отскакивал от витрин, словно чёрт от ладана.

Конечно же, причиной странного поведения было Рождество. Этот светлый праздник будил в нём самые злобные чувства.

И всё так бы и продолжалось, если бы однажды ночью его жизнь не изменилась навсегда.

***

По заснеженной улице торопливо шёл пожилой усатый человек в дорогом костюме и пальто. Его позолоченная трость звонко стучала по камням мостовых. Люди, встречавшие его на пути, тут же расступались и обходили его стороной. Так могли страшиться лишь Виктора ван Дорта, лучшего ростовщика во всей Англии, но обладающего отвратительно скверным характером и репутацией скряги.

Было уже довольно поздно, когда он, покинув свою лавку, направился в свой пустой и такой неуютно холодный дом, чтобы переночевать и с утра, зажевав сухого хлеба и выпив стакан воды, снова поспешить на работу.

Снег, красиво кружась, падал с неба огромными пушистыми хлопьями, накрывая землю своим чистым одеялом невинности. Толпы людей шли навстречу Виктору. Все они улыбались, смеялись, шутили, предвкушая праздник. Около витрин собрались любопытные детишки, лавочки звенели и сияли от украшений, и повсюду звучали рождественские гимны и песни. Лондон сиял, ожидая великий праздник.