Записки бродячего музыканта

Евгений Михайлович Хайрулин

Он знает, что в мире есть место, где его ждут… Есть место, где отдыхает душа. Путешествуя вдали от своей родины, он всегда связан с ней музыкой. Музыка рождается в душе и зовёт его туда, где ждут… Музыка и любовь – две великие вещи. Жизнь без них была бы трагической ошибкой… Серж Аваддон Содержит нецензурную брань.

Мы

Сидели вчетвером у меня дома на кухне. Дело было вечером, точнее, зимой. Выпивали, закусывали: сальцо, квашеная капустка, соответствующие напитки. Сидели, неспешно разговаривали, смеялись. Давно не виделись – мотаемся по всему белу свету. Сашка Кельтербаум, он же Баранчик, вчера вернулся из Ирландии. Полгода работал в пабе – грязном, заплеванном, с мокрыми опилками на полу. Он пел песни. Английские, русские и цыганские. Вообще-то Санька – этнический латыш, но языков знает много и разных, даже цыганский. Я приехал из Берлина, где тревожил своим саксофоном сентиментальные немецкие души. Почти пятнадцать лет топчу альтштадты германских городов. В Берлине уже десять лет. Славный город. Мне в нём уютно, как дома. Третий – Волда-Брамс. Кто-то удумал ему этот композиторский псевдоним. На самом деле он – Волдемар Озолиньш, весёлый, заводной парень. Особенно он любил веселиться при советской власти. Тогда всем было весело! Тогда даже туалетная бумага была с веселыми жизнерадостными названиями – «Труд», «Правда» и т.д. Сплошной пафос! Да и ведро водки в те страшные, чёрные времена стоило дешевле, чем сейчас пачка сигарет. Брамс приходил к нам в ресторан вдвоём с другом, Андреем Заводиловым. Они приходили поплясать. Одевались в зэковские телогрейки, болотные сапоги и вусмерть бухие танцевали в центре зала. Исполняя фигурные па, плясуны низко наклонялись, стараясь задеть затылком пол, и громко топотали сапожищами, выколачивая барабанное соло в такт музыке. Администратор ресторана, отставной майор Виктор Андреевич, обливаясь слезами, умолял балетную пару покинуть паркет. Те в ответ радостно ржали. Андрея позже убили. Брамс, слава богу, жив-здоров. Ненавистная советская власть закончилась, в Латвию пришла долгожданная свобода, а вместе с ней – демократия и беспросветная нужда. Стало не до плясок. Водка, закуска и резиновые сапоги сильно подорожали. Брамс не сдался независимости. Он отдал за долги свою 3-комнатную квартиру и начал вкалывать. Талантов ему бог дал значительно больше, чем другим. Волда чинит автомобили – от жестянки до электроники, сочиняет песни, придумывает модные аранжировки. Добрался до русских романсов и переделал их для своей колежанки Татьяны под нынешнюю попсу – весьма деликатно, со всей глубиной и нежностью своей печальной латышской души.

Балагур! В Германии его, вдребезги пьяного, брали с автобана немецкие полицейские. Они гонялись за ним на вертолёте, потому что не смогли догнать на «Мерседесе». А чем ещё возьмёшь «Жигули ВАЗ-2101», если не вертолётом?! За эту проделку Брамс заработал депортацию и пять лет невъезда в ФРГ.

Волдемар – он старый Шумахер! Его папаша в начале конца первой половины минувшего столетия прикупил автомобиль «Москвич-403». Он был весьма бережлив и ездил только по воскресеньям. Брамс повадился открывать гараж гвоздём. Девчонки и мальчишки садились на замасленный диван, лакали досыта «Волжское крепкое». Пацаны тискали девчонкам титьки, а потом ехали кататься. Конечно, без прав, потому что годков ему, Волдыньке, было всего ничего – каких-то 15-16. Папаша был дико интеллигентный человек – профессор университета, философ. Он очень любил сына, поэтому воспитывал его весьма душевно. Говорил: дескать, нельзя так делать, сынок! И при этом нещадно порол. А сынок всё равно так делал! Тогда профессор скрутил с руля большую гайку, спрятал его под диван, а гайку занёс домой. Но Брамс нашёл баранку! И снова кирял с чувихами, прилаживал руль без гайки и продолжал гонять по окрестностям. Разгонял бедный «Москвич» до 100 км в час, снимал баранку и отдавал сзади сидящему:

– Хочешь порулить?

У пассажиров начиналась диарея, у водителя – приступ судорожного веселья. А «Москвич» летел себе по прямой без руля,