Путь в Эдем. Джамшидов кубок я по всей земле искал

Анатолий Агарков

Уж если начинать подъем в гору, то от подножия. Путешествия вглубь себя по каналам генной памяти открывают удивительные способности.

Путь в Эдем

Джамшидов кубок я по всей земле искал

Анатолий Агарков

О, сколько нам открытий чудных

Готовит просвещенья дух,

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг.

И случай, бог изобретатель

    (А. Пушкин)

Джамшидов кубок я по всей земле искал,

И днем не отдыхал, и по ночам не спал…

И от Учителя, вернувшись, я узнал,

Что сам Джамшидовым волшебным кубком стал.

    (О. Хайям)

© Анатолий Агарков, 2018

ISBN 978-5-4490-3532-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Сначала был запах. Отвратительный запах нечистот и гниющей плоти.

Где я? В мусорном баке, на свалке, в канализационном колодце?

Нет, сначала была мысль. Я осознал себя. Осознал, что жив и нахожусь в каком-то зловонном пространстве.

Потом был звук. Бу-бу-бу. Это голоса. Кто-то тужится в трубу и на барабанную перепонку. Бу-бу-бу. Потом слух прорезался….

– И когда ты, Кащеевна…, была б не бабой, сказал: накобелишься – всех мужиков уже заездила.

– У Катьки ператрицы была така болезь – под кого бы залезь – так её жеребцом лечили.

– Ну, этот вряд ли на жеребчика потянет. Ты, Кащеевна, штаны с его сыми да на хрен погляди – может, не стоит и возиться.

– Глядела уж – все ваши скрученные близко не стояли.

– Нут-ка, подыми ему башку. Ништяк в лобешник приложились – сколь на свету маюсь, таких аккуратных вмятин отродясь не видывал….

Потом был свет. Я открыл глаза и очень близко увидел чьё-то бородатое лицо и взгляд недобрых, глубоко запрятанных глаз.

– Кажись, оклемался. С тебя флакон, Кащеевна.

– Ой, взаправду зенки размежил. Ну-ка, плесните в кружку бульёну.

– Бойся – кипяток.

К моим губам притиснули край аллюминевой кружки.

– Смотри-ка, пьёт, не обжигается. Вот промялся, буржуй.

Не переводя дух, опорожнил кружку и не расчувствовал в нём обжигающего напитка. Потом перевёл дух и огляделся. Сарай не сарай, железобетонное строение с высоченным потолком и выбитыми глазницами окон. Костерок оторочен кирпичами, вокруг пяток тёмных фигур. Моя спина покоится на мощном бедре весьма упитанной особы – я бы сказал, болезненно располневшей. Просто жир-трест какой-то.

На одной её ладони мой затылок, пальцы другой тянутся ко рту.

– Обсоси косточку.

В них разваренная…. ну, не говядина, точно. С тонкими коготками…. Это лапка….

Фонтан неусвоенного бульона оросил мою грудь и голое колено благодетельницы.

– Эк, ты, – расстроилась она.

– Не жилец, – подсказал кто-то. – Ишь как нутренности-то отшибли.

– Тебя кто бил, скажи, – Кащеевна утёрла рукавом мне лицо, грудь и своё колено. – Говорить можешь али нет?

Я разлепил губы:

– Почему Кащеевна?

– Придурки прозвали, – она кивнула на окружение. – Надя Власова я. А ты с виду из господ, только нашли тебя у дороги вот с этой ямой в голове.

Она сунула щепоть в мой лоб.

– Пошти на полпальца входит. Мозги-то как не вышибли. Помнишь что?

Я покачал головой.

– Где живёшь? Кем трудишься?

– Ну, ясен хрен, не работягой – это реплика от костра.

– Поутру нашли в беспамятстве и в карманах пустота. Сначала думали дохляк – эти твари сожрать хотели, я не дала.

– Спасибо.

Кто-то с поправкой влез:

– Спасибо слишком много, а вот по флакону на брата сама раз.

Нашлись варианты.

– Теперь, как благородный человек, ты обязан на Надьке жаниться.

Хохот у костра. Реплики.

– Переедешь в дом буржуйский, Кащеевна, мы к тебе на опохмел ходить станем.

– А можа при барских хоромах нас куда пристроишь – и ноги бить не надо.

– Подымишься, обитель твою сыщем, – пообещала толстая моя спасительница. – На, съешь, сама жевала.

Она сплюнула на ладонь и сунула мне в рот что-то вроде хлебного мякиша. Я поперхнулся и зашёлся в кашле – где-то в пыли, у её ноги, потерялась подачка.

– Ходули-то шевелятся? – спросила Кащеевна, но погладила не бедро или колено,