Добро и зло. Сборник рассказов

Сергей Иванович Серванкос

Наша жизнь очень разнообразна. Порой она горька, как редька или сладка, как мёд. Мы все такие разные, но есть в нас нечто общее. Любой человек стремится к счастью. Эта книга может помочь взглянуть на жизнь под другим углом, отличным от вашего.

Засым, прощаюсь

"Его невидимые качества: вечная сила и божественная сущность – ясно видны от сотворения мира, потому что они распознаются через то, что создано, так что нет им оправдания" (Римлянам 1:20)

Костёр потрескивал, притягивая взор к завораживающему танцу пламени. Искры, словно ночные светлячки плавно возносились ввысь и таяли в чёрной пасти ночи. Я отвёл взгляд от чарующего зрелища и посмотрел на призрачный силуэт небольшого посёлка, расположенного рядом с нашим временным пристанищем. Тусклые огоньки двух или трёх ещё обитаемых домишек этого Богом забытого места, да и людьми тоже, смотрелись жалким подобием свечения на фоне разгорающегося сияния звёздного неба.

Тысячи сверкающих, как бриллианты, маленьких огоньков, словно вырвавшиеся на свободу крохотные искорки костра, наконец-то нашли своё место на великолепном полотне мироздания. Я невольно залюбовался пленительной красотой бездонного ночного неба, горящего несчитанным множеством огней, видимо там жизни больше, чем здесь на Земле, сиротливо мерцающей парой непотушенных окон.

Неделей ранее мы приехали на хутор Засым, затерявшийся на побережье великой Волги, в надежде хорошо порыбачить. Надежды нас не обманули, рыбалка была великолепной. Огромные щуки, несколько не менее увесистых сазанов и сомов, и несчитанное число окуней, плотвы и прочей чешуйчатоплавниковой мелочи – полностью утолили годовалый голод рыболовов-любителей, вырвавшихся из городских джунглей на заслуженный отдых.

Засым встретил нас перекошенными заборами и заросшими бурьяном дворами. Кряжистые дубы неприветливо махали могучими ветвями, поскрипывая под напором жгучего астраханского ветра. Невольно приходило на ум, что вот-вот из выбитых глазниц оконных проёмов полезут вурдалаки или другая нечисть.

Внедорожник Дрона, Костюхина Андрея – моего друга детства, чуть слышно шуршал по пыльным колдобинам убогого посёлка, привлекая внимание одиноких старушек, сидящих возле завалившихся плетней на низеньких скамейках. Другой мой закадычный товарищ – Беляков Пашка, ныне Павел Егорович, кандидат биологических наук, лауреат и так далее, и тому подобное, сидел рядом с Дроном и настойчиво тыкал пальцем в карту, которая лежала перед ним на панели.

Уже не первый год мы приезжаем в эти места порыбачить. Подъехав к единственному кирпичному дому, Дрон остановил машину и посигналил. Не прошло и минуты, на пороге появился егерь Митрич, так его звали по всей округе. Он был крепкого телосложения, лет шестидесяти, с пышной седой шевелюрой и густыми чёрными усами. Глядя на него, я подумал, что годы  не властны над Митричем, всё такой же удалой казак. Помощь опытного рыбака для нас городских чайников была просто неоценима.

Именно поэтому Митрич сейчас сидел с нами возле костра и аппетитно хлебал, им же приготовленную, прощальную уху. Завтра мы возвращаемся в город, опять запрыгнем на карусель под названием «нормальная жизнь», и вперед: работа, семья, редкие выходные, телефонные и скайповые свидания, редкие корпоративы и другие праздники, и так до следующего Засыма.

– Слушай, Митрич, а почему у вашего хутора такое странное название? – задал я давно мучивший вопрос.

– Да это черкес или чечен, короче кавказец, у нас здесь был, ещё при Сталине, стало быть. Говорят, семью от кровников прятал в нашей глуши, тутача тогда никто и не жил толком, а он построил дома: себе и сыновьям, стало быть. Вот хутор и прозвали Засым – его так звали, стало быть.

– И что, никого из его семьи не осталось? – спросил Паша.

– Либо нашли его черкесы и замочили всю семью, – предположил Дрон.

– Да нет. Уехали они. Не так давно, как тут пошла разруха, так и укатили к себе на Кавказ, стало быть. Рыба – где поглубже, а человек – где получше, стало быть.

– Слушай, Митрич, а ты чего из этой глуши не свалил? – спросил Дрон.

– Нравится мне здеся, п