В объятиях бабочки
Каншаем Карисовна Айтмухамбетова
Жизнь маленькой любознательной девочки, мечтающей о большой жизни в окружении интересных книг, открытий и познаний, прерывается по вине преступной безответственности, алчной жадности, тошнотворной трусости и безграничного безразличия окружающих людей.
В объятиях бабочки
1
Порой мы думаем, что жизнь всего лишь череда, сменяющих друг друга дней, напоминающих калейдоскоп, узор которого неуловимыми яркими пятнами проносятся перед взором. И красоту этих проходящих дней, наполненных любовью, радостью и счастьем мы порой и не успеваем оценим. За яркими пятнами колейдоскопных рисунков мы не видим узор витиеватых линий наших мыслей, чувств, надежд. Именно они – эти невидимые нити линий есть жизнь, но, к сожалению не сами мы наносим этот узор линий на полотно жизни.
Карлыгаш шла с работы, уверенно ступая своими широкими и пыльными в открытых сандалиях ногами по утоптанной тропинке через парк домой. Молоденькие деревца, словно ветки, воткнутые в сухую рыжую землю, не давали ни тени, ни прохлады, некоторые из них и вовсе едва достигали роста высокой женщины. Солнце ещё стояло высоко, рассеивая по земле чуть покосившуюся тень. «Опять будет жаркий и душный вечер», – подумала Карлыгаш, одёргивая со своих широких плеч, прилипшее к телу цветастое платье. Объёмная хозяйственная сумка большим тёмным баулом оттягивала ей руку, выдавая недюжею мужскую силу в руках. Рыжая пыль клубилась за ней, оседая на сухой стянутой коже ног, окрашивая их в один цвет с обувью.
Скрипнув железной дверью, она вошла во двор своего хозяйства. Всё было привычно. Ничто не радовало и не угнетало взгляда. Её ждал самый обычный суетный вечер, когда Карлыгаш торопилась закончить положенные к этому часу дела: собрать во двор скотину, надоить молока, отделить сливки, накормить семью ужином и, наконец, лечь в постель после очередного трудного дня, так похожего на все предыдущие.
Она домывала последние чашки, машинально раскладывая их на решётчатой сушилке для посуды. Ее раздражала накопившаяся за день усталость и намерение старших детей улизнуть из дома, чтоб провести полночи где-то на улицах: «Опять бездельники проболтаются всю ночь, завтра к обеду только встанут. Скорее подросли, да женились бы», мыслью о женитьбе взрослеющих сыновей, она подводила какую-то только ей известную итоговую черту только ей известном арифметическом сложении:
– Ербол, куда опять собрались? Кто утром выгонит коров, ты или Болат? Бабушка заболела, не буду ее будить, а то совсем ослабнет.
– Ма-а, что ты ругаешься, походим немного с пацанами и придем. А рано утром разбуди Айгерим с Ботагоз, все равно все утро не спят – хихикают, нам спать не дают.
– Когда же вы уже нагуляетесь со своими пацанами? Ботагоз, отнеси бабушке айран
в той желтой чашке, и спать ложитесь, утром рано разбужу, погоните коров к окраине вместо бабушки. Этих бездельников не допросишься.
С этими словами Карлыгаш захлопнула дверь в дом, оставив за ней шум людского говора, скрип ворот, лай собак, огни первых звезд и окутывающую землю мягким покрывалом темноту. В доме слышался шепот Ботагоз, она выспрашивала у бабушки маршрут дороги, по которой лучше погнать коров, чтобы не отстать от стада. В ее шепоте чувствовалось волнение от желания сделать порученную ей работу и беспокойство от недающей покоя мысли: «Хоть бы Айгерим не заартачилась рано утром вставать, тоже ведь любит допоздна побегать со своими девчонками. Хотя, раз мама сказала, куда она денется», – размышляла маленькая девочка. Бабушка напутствовала внучку, при этом громче стонала и кряхтела – не то от усиливающейся боли, не то от чувства вины перед девочками, не то из-за природной вредности, а может, ища большего сочувствия со стороны снохи. Но Карлыгаш внешне оставалась безучастна и к беспокойству дочери и к страданиям старушки, ну какой старый человек не стонет и не болеет. А что же ее интересовало? Интересовал ли в данный момент ее муж – тихий, не смелый человек, работающий в отдаленном отделении на животноводстве, предпочитающий решать проблемы безмолвным молчанием, вернее человек, не имеющий проблем? У