Мираклин

Дарья Зарубина

«…Эти твари были повсюду. Их зрачки фосфоресцировали в темноте. Эйб лежал на деревянном ящике, укрытый от любопытных глаз сваленными в груду мешками. Адам подтащил к нему пару бочек и, поднатужившись, поставил одну на другую. В воздухе резко запахло порченой рыбой. Теперь даже самый внимательный пассажир «Екатерины» не заметил бы в нагромождении груза распростертое на досках, неподвижное человеческое тело. А если бы все-таки заметил – молча поспешил удалиться, решив, что бедняга уже переселился в более счастливое и весёлое место, где не было ни алчных крыс, ни сизой пыли, лохматой, как клочья ваты…»

Дарья Зарубина

Мираклин

– Давай же, парень, – сквозь зубы зашипел Адам. – Нам пора убираться отсюда.

Эйб повис на руке тряпичной куклой, и Адаму пришлось ухватить его за шиворот и крепко тряхнуть, чтобы снова начал перебирать ногами.

Ощупью пробираясь по полутёмным портовым трущобам, Адам старался выбирать улочки темнее и глуше. Раз или два хозяева здешних мест, принимая Эйба за перебравшего гуляку, пытались потолковать с ними по вопросу неожиданных капиталовложений. Но всякий раз, осознав свою ошибку, торопливо убирались восвояси, предоставив джентльменам самим расхлебывать свою кашу. Адам не боялся лихих портовых парней. Может, потому, что в нём мало осталось от джентльмена. А может, из-за того, что страх, который мог бы остановить его, остался далеко позади – в чистой маленькой лаборатории отцовского дома в Мэйдстоне – в том самом доме, где некогда был магазинчик миссис Перкинс. Магазинчик, куда, по слухам, некогда заходила за сахаром сама Френсис Киддер. И единственным страхом, который гнал сейчас Адама по дуврским дышащим гнилью закоулкам, было видение качающейся пеньковой петли.

По телу Эйба прошла едва заметная дрожь, из горла вырвался стон. И Адам зажал ему рот.

– Держись, братишка, – шепнул он. – Не смей сдаваться сейчас.

Адам втолкнул Эйба в тёмную нишу. Рядом тотчас вспыхнул яркий свет. Открылась расшатанная дверь кабака, наружу вывалился подвыпивший матрос в компании ярко раскрашенной девицы. Шёл сорок шестой год. Война окончилась, но морячок, видно, не заметил этого – он нагло оглядел Адама с головы до ног, стряхнул с руки хихикнувшую девку и, широко ставя ноги в грязных военных ботинках, направился к нему. Синий необъятный клёш на мгновение прильнул к ноге матросика, намекнув Адаму – у этой птички найдётся пёрышко.

Адам видел много птичек – морских и сухопутных. Видел через внимательное око пулемётного прицела. Видел, как, несмотря на свои пёрышки, винтовки, кительки и шинельки, они падали в весеннюю грязь, безропотно подставляли лица под клювы падальщиков, отдавали мародерам казённые вороные сапоги.

– Закурить не найдётся? – ухмыляясь, спросил матросик. Адам заметил, как из двери кабака появились ещё двое парней и, учуяв назревающую драку, направились к ним.

– Завязал, – небрежно уронил Адам, стараясь закрыть собой сползающего по стене брата. Эйба трясло как в лихорадке, парнишка вцепился в пальто Адама и снова застонал.

– Здоровье берегу, – бросил Адам в лицо матросику.

– Здоровье он бережёт, – громче выкрикнул тот через плечо, отчего папироска в углу его рта подмигнула Адаму красным глазком. Приятели задиры прибавили шагу, на ходу закатывая рукава. – О здоровье думают тыловые крысы. Уж не сидел ли ты, парень, в кабинетике, пока мы кровь проливали… За королеву…

– Думаю, друг, что королеве едва ли нужен грог, что течёт в твоей проспиртованной туше. – Адам осторожно нащупал за пазухой «смит-вессон». – Шёл бы ты стороной и не мешал человеку.

– Эта вонючая крыса… – обернулся было к товарищам морячок. Адам мысленно прикидывал, что делать с третьим, на которого не хватит пули, и успеет ли он уволочь Эйба из этой дыры, пока на крик девки не сбегутся местные.

Девка завизжала, хотя Адам ещё не выстрелил. Матросик побледнел, застыл с открытым ртом, и папироса, прилипшая к его губе, задрожала. Адам почувствовал, что тело Эйба выгнулось дугой, рука, вцепившаяся в его пальто, разжалась.

– Бог мой, парень, нет, – с досадой прошептал Адам, ныряя в темноту и подхватывая брата под рук