Подкосились
Перов В. Г., «Возвращение крестьян с похорон зимою», начало 1880-х.
Павел Царь и брат-Ванюха,
Хлеба скушавши краюху,
Нет особых дел пока
Оба дали храпака.
Трон заняв в удобной позе,
Павел был лицом серьёзен.
Сдвинув брови к носу, он
Погрузился в третий сон.
Под Царём у трона ножка
Заскрипела вдруг немножко.
Громко охнув два раза,
Павел выпучил глаза:
«Что за шум? Неужто воры?
Ой! Теряю я опру!
Для Царя плохая весть.
Помогите с трона слезть!»
Хоть и крепко спал он, тут же
Ванька криком был разбужен:
«Напугал, едрёна вошь!
Что ж ты, право, так орёшь?
Ты спросонья что ль во блажи?
Ну откуда взяться краже?
Сам себе не дав покой,
Обломал мне сон такой.
В коем разе, бляха муха,
Спал в обнимку я с Варюхой.
Уж хотел к её устам
И другим каким местам.
Лишь сложилось всё неплохо,
Тут ты, Паша, и заохал.
Сна того, где благодать,
Видно, больше не видать».
Находясь спросонку в страхе,
Павел-Царь в ночной рубахе,
Хоть и был напуган он,
Заглянуть решил под трон:
«Я ль его качнул, не я ли,
Ножки всё же устояли.
Только в чём же их хандра,
Разобраться, Вань, пора.
Пять годов ведь будет в мае,
Как я трон-то занимаю.
Хоть хорош для сна причал,
Ножки всё же раскачал.
А они, Ванюша, вроде
Все в берёзовой породе.
Для спокойствия-то лба
Их точить бы из дуба, —
В трон себя вернувши вяло,
Царь залез под одеяло
И продолжил: —
Хоть всея,
Как ни глянешь, смертен я.
А хотелось бы беспечно
Восседать на царстве вечно,
Всё в избытке было чтоб
И послушен был холоп.
Будь всё так, людям, к примеру,
Возвернул в себя бы веру.
За два года не берусь,
Но в стабильность ткнул бы Руссь.
Раз пока с бессмертьем плохо,
До последнего лишь вздоха
Средь сиих россейских мест
Мне нести царя-то крест.
Я вот тут подумал, Ваня,
Средь холопов вдруг смутьяне?
Не взялся ль какой урод
Учинить переворот?
Эх, не быть от них житья! Мы
Из дворца – под снегом ямы.
Прогуляться б по снежку,
А свернёшь себе башку.
Сочиняет, слышал, кто-то
Про меня, Вань, анекдоты,
Ну а кто, чиня урон,
Норовит спереть и трон.
Я и так уж, мать их в душу,
И приветлив, и радушен,
Без смешков же, мать ети,
И по царству не пройти.
Выявлять скорее надо
Меж холопов этих гадов.
Царь всея – не волопас.
Нынче ж сам издам Указ,
Что Царю не сдали к сроку
Кое-кто из них оброку.
Будет точно делу прок,
Намекну коль на оброк.
Вот тогда с мово обмана
И объявятся смутьяны.
Только свой откроют рот,
Тут ужо их в оборот.
Я доселе хоть не строгий,
Посидят пускай в остроге.
Ведь давно они пусты.
Как глядишь на это ты?»
«Хоть пуглив ты, Паша, лишку,
Есть у нас таки людишки, —
Коль прервался сон пока,
Слез Ивашка с сундука. —
Раз мозги твои, Паш, в зуде,
Значит, сна уже не будет.
За сие не обессудь,
Загляну в проблемы суть.
Ни пройдёмся, Паша, где мы,
Всё вершим с тобой тандемом.
Что б ты делал, каб не я?
Вот что значит, Паш, семья!
Мы ж Указом год за годом
Три шкуры дерём с народа.
Но теперьча повод есть
Драть не три шкуры, а шесть.
Не была жизнь мёдом чтобы,
Все ровняют пусть сугробы
Во дворах своих и вне,
И как есть по всей стране.
А чтоб больше негатива,
Установим нормативы —
Чтоб скорей хватил всех шок,
Пусть ровняют на вершок».
Царь заметно двинул усом:
«Где ж им взять-то столь ресурса?
Сколь границ у нас в стране,
Не объехать на коне.
Ведь не всё в хозяйствах ладно —
Всяк теперьча безлошадный.
Будь хоть каждый, Вань, ретив,
Не поднять им норматив».
«Что ж ты, братец, снова в ахи?
Ты ж не вор и не на плахе, —
Ванька снова в нужный слог,
Тыча пальцем в потолок. —
В том и есть моя затея.
Пусть людишки попотеют.
Ведь не всяк к работе рьян,
И увидишь, кто смутьян».
«На вечерних перепевках, —
Павел вновь, – кака-то девка
Под частушечный напев
Голосила громче всех.
Все слова её безбожны.
Разобрать хоть невозможно,
Голоском своим звеня,
Пела вроде про меня».
Ван