Новый сон

Сычков Ф. В., «Возвращение с сенокоса», 1911 г.

Пузо настежь, ноги босы,

Начав дело до зари,

После знатного покоса

Возвращались косари.

От жарищи нету сладу

В сенокосную пору,

Но с реки пошла прохлада,

Приглушив чуть-чуть жару.

Всю одежду в угол кинув,

Съев ржаные калачи,

Ванька с Павлом тут же спины

Уложили на печи.

Павел скор на то, что надо б

Отдохнуть от сельских дел.

Вспоминались Ваньке бабы,

На которых день глядел.

Им заснуть пора обоим,

Утром снова на покос,

Только Ваньке нет покоя,

Он в иную тему врос.

Где-то каркнула ворона,

Всем вещая жизни суть.

Принял Ванька самогону,

Чтоб ту тему развернуть.

Ванька был один из многих,

Кто имел средь баб успех.

Он представил груди, ноги,

Голосистых девок тех.

В волосах у всех цветочки,

Будто с ними он в стожке.

Самогон ударил в почки.

Но особо – по башке.

Завертелись числа, даты,

Непонятных мыслей вал.

Провалился он куда-то,

Где как будто бы бывал.

Стали запахи знакомы,

Интерьеры и пейзаж.

Встало что-то в горле комом.

Сонный начался кураж.

«Ох, вернулся я обратно!

Тот же сон! Я только за!» —

Слышит Ванька голос брата:

Он крестится в образа.

За окошком скрип телеги,

Колокольный перезвон. —

Снова с Пашкой мы коллеги,

Хоть всея опять же он!»

Ущипнув себя за ногу,

Убедившись – боли нет,

Стал вникать он понемногу,

Сколь ему теперьча лет?

Но в итоге очень скоро

Расшибиться был готов —

По всему, он лет на сорок

Стал старшей своих годов.

Вновь случилась свистопляска,

Всё ломалось в прах и пух,

Превратилась серость в краски,

Обострился глаз и слух.

Раз задумал так Создатель,

Что царя в нём разглядел,

Ванька стал не наблюдатель,

А участник славных дел…

Запрет

Виноградов С. А., «Бабы», 1894 г.

Ваньку думы гнут всё лето:

«Пашка-брат рулит страной.

И не спросит, гад, совета,

Не стыкуется со мной.

Распахнул свою рубаху.

Кто ни глянь – ему родня.

Никакого нету страху

У народа без меня.

Хочут – ходят с мордой в саже,

Хочут – хлопают дверьми,

А которые не вяжут

Лыка, чёрт бы их возьми.

Я, конечно же, не против,

Можно дать им слабину,

Но уж бабы нос воротят,

Если где я прошмыгну.

Стала жизнь без власти серой.

Страх не вижу и у баб.

Запретить бы всем, к примеру,

Лузгать семечки хотя б.

И бездетны, и брюхаты

Их клюют как петухи.

Посмотри-ка, сколь у хаты

Оставляют шелухи.

Растопырят бабы ляжки.

Только плюнут – враз гора.

Подскажу-ка нынче ж Пашке,

Издавать Указ пора.

Что ж сидит он с видом сонным

Как дубовый монолит?

Пусть под корень весь подсолнух

Изрубить везде велит».

Подготовил он бумагу,

Сунул Пашке под печать,

Для Россеи чтобы блага

Тот запрет вершить начать.

Был Указ. Да что в нём толку?

Ведь народ не дурачок.

Так и лузгал втихомолку.

Шелуху же – в кулачок

Про манишку

Серов В. А., «Портрет императора Александра III с рапортом в руках» (фрагмент), 1900 г.

Чтоб на теле скрыть излишки,

Ванька сшить решил манишку:

«Мне должна одёжа та

Сгладить срам у живота.

Хоть за годы царской власти

И не жил я вдоволь в сласти,

Это место у меня

Всё растёт день ото дня.

Что я ем? Ржаной сухарик?

А гляди ж, какая харя!

Как хоть в зеркало смотри,

В подбородке складок три.

Не было так раньше с рожей,

Чтоб ей быть на блин похожей.

Прежде ж в теле и лицом

Я смотрелся молодцом.

Хоть служил свому народу,

Но творил себе в угоду,

Сочинил указов вал,

Был грешок, и выпивал.

Я ж от выпитых бутылок

Сам себе дышал в затылок.

Надо было дел среди

Поглядеть, что спереди.

Чтоб ввести себя в порядок,

Толку мало от зарядок.

Пашка Варьку зря прогнал.

Сшила б что-то под финал.

Что теперь ругаться толку?

Надо в руки брать иголку.

На передню плоть свою

Нынче ж что-нибудь сошью».

На себя взирая косо,

Справедлив он был в вопросах.

И от дум портняжных злой,

Ванька тыкать стал иглой.

На манишку он немало

Потребил материала,

Но натянет до сапог,

Всё равно видать пупок