АСКОРБИНОВАЯ КИСЛОТА
РАИСЕ БОРИСОВНЕ НИКОЛАЕВОЙ ПОСВЯЩАЕТСЯ
Я приду с тобою повидаться,
Но тебя давно на свете нет.
Я не смог с тобою попрощаться,
И жалею много-много лет.
Людям свойственно всем ошибаться,
Но иных ошибок не простить,
Я приду с тобою повидаться,
Помолчать и просто погрустить…
«Тебе (Я приду)»
АНГЕЛЫ
– Деда, что там за огоньки? – спросил внук.
Дед и внук стояли на балконе: внук – на детском деревянном стульчике синего цвета, крохотном и похожем на бутафорский, но крепком и надежном, а дед – на полу, возвышаясь над младшим.
– Какие огоньки? – уточнил старший.
– Вон там, вдалеке. – Внук поднялся на носочки, чтобы показать рукой. – Видишь, горят?
За городом пролегала трасса, по которой передвигались машины. Это были огни фар и придорожные фонари, с дальнего расстояния казавшиеся оранжевыми и жёлтыми.
– Да, вижу. Это ангелы летают, – ответил дед.
– Ангелы с небес? Те самые? А зачем они летают?
– Проведывают родных, гостят, наверное… Пойдём спать, засиделись.
Дед уложил внука. Бабушку, с которой внук обычно спал в одной комнате, увезли на скорой, и сегодня они ночевали вдвоём. Пожелав спокойной ночи, старший удалился в спальню.
– Деда, а баба когда вернётся? – спросил внук.
– Спи, Лёша. Как выздоровеет, поедем за ней, – отозвался дед со спальни.
Бабушкин диван пустовал. Застеленный бордовым пледом, он казался страшным монстром. Лёшка однажды переключал каналы на телевизоре, щёлкая пультом, и вместо мультиков наткнулся на ужастик, где квартирная мебель ожила и пугала детишек.
Спать Лёшке не хотелось. Лежать в зале, где темнота порождала зловещих чудовищ, становилось невмоготу, и он выбрался на балкон.
Двор, образовавшийся между двух пятиэтажек и ателье «Сапожок», пустовал. Странная и непривычная тишина. Как ни выглянешь в окно, то посиделки в беседке с песнями под гитару и алкогольным весельем, то местная стая собак во главе с серой дворнягой по кличке Волк гоняет прохожих, то парочка влюблённых обнимается и хохочет на лавочке, а бывает шумная компания выясняет отношения, ругань и матюки разносятся по округе. А сегодня – тишь. Слышно, как ветер играет с листвой и сверчки стрекочут в траве.
Мальчик поставил у окна стульчик и взобрался на него. Никого. Тополя, разбитая карусель, где каждый месяц ломалась чья-нибудь нога, застрявшая между землей и перекладиной, песочницы, пустая беседка со столом, заляпанным засохшим пивом, горка, скрипучие качели, будки-погреба, где хранили разносолы жители первых этажей, ухоженные палисадники с астрами, вишней и рябиной, кислющей настолько, что сводит челюсти, чёрные глазницы колодцев. Всё изучено и знакомо.
– Ах ты, жук, не спишь! – В дверном проёме появился дед. – Ангелов разглядываешь?
– Да. Давай вместе посмотрим? – предложил внук. – Вдруг они к нам прилетят?
Дед кивнул и замолчал, думая о заболевшей жене, чьё сердце в очередной раз захандрило, о бардаке, творящемся в стране после распада СССР, и благодарил Бога за то, что завод, которому он отдал тридцать годков, не разграбили и не обанкротили, как многие предприятия в городе, безработица обошла стороной, и светловолосый крепыш Лёшка сыт и одет. Сколько семей перебиваются случайными заработками, выживают, питаясь китайской лапшой и жареной картошкой, работают не по профессии (чаще торгуют или охраняют) и не знают, когда закончится хаос – завтра или никогда.
– А с бабушкой всё хорошо будет? – спросил Лёшка. – Я не хочу, чтобы она умерла, как баба Ната… А среди ангелов есть те, кто умер, деда?
– Возможно. Я не знаю.
– И баба Ната есть? Она же хорошая.
– Завтра в гараж с утра идти, а мы на огоньки глядим.
– Если там баба Ната, я её попрошу бабушке помочь. Она услышит и поможет.
– Попроси, – сказал дед. – Постелить тебе тут на раскладушке? Не замёрзнешь?
– Неа, не замёрзну. Тут ангелы, они меня согреют.
Дед разложил раскладушку, устроил сверху матрас для мягкости и скомандовал отбой. Мальчик стянул с бельевой верёвки постиранную панаму, напялил на голову, отдал честь и прогудел гудок ко сну.
Старший принёс из кухни табуретку и сел у окна. Пахло выбросами Никелькомбината, где он трудился маст