Атака
1.
Сигнальная
ракета
обожгла, словно спирта короткий глоток,
пищевода ночИ предрассветную слизь;
и рассвета
бледнеющий призрак – луны завиток
исчезал в небосвода бездонную высь.
По приказу:
«В атаку!..»
вытрясли батальоны
окопы
взашей.
В оголённом пространстве
невозможно укрыться
даже мраку.
Децибелами рвут перепонки ушей
искажённые криками страшные лица.
Запах смерти повис
в мегатоннах из жерл устремлённых снарядов,
неизменно несущих страданья и горе земле.
Здесь дюймовости «бис!»
воздавать непристойно, ведь время парадов
не пришло.
Всё известно в Кремле:
что голодной диетой
истомились обойм ненасытные брюшки,
почернели гортани голодных стволов…
Пропагандой газетной
не насытить умолкшие грозные пушки,
как теплом по весне
не унять истомлённость полов.
Дали пайку
окопного дымного хлеба —
и скорей в наступленье!
За пядями пядь
горемычной земли загребаем рывками…
Хоть охапками снега готовы принять
наше
кровное
всё,
что копилось веками
и оставлено предками пестовать нас.
Нам не нужно чужого!
Мы готовы делить без остатка своё
меж роднёй и друзьями.
Только сами!!!
2.
Заворочалось утро.
Показал красный зев небосклон.
Взрыв, как вызов перчаткой,
брошен прямо в лицо.
Перламутра
раскололся небесный шаблон…
Расслоённой сетчаткой
искажённо внимаю весь огненный ад.
«Это вроде чистилища первый этап
батальоны проходят!» —
так сказал перед боем весёлый комбат.
…Пахнет йодом ползущий ко мне эскулап.
Я не чувствую тела —
значит крепко задело,
значит вовремя всё же меня санитары находят.
«Будем жить!» —
всё шептал, вынося на себе из огня,
санитар с растрепавшейся рыжей косою,
надрываясь под тяжестью грузного тела.
Как решить
это мог за меня
этот взгляд,
покоривший очей
бирюзою?
Праздник Победы
В праздник Победы
ликует страна.
На страже ракеты —
не грянет война.
В парадном строю
марширующих рот —
опору свою
видит русский народ.
На майском ветру
развевается флаг —
впадает в хандру
притаившийся враг.
Мы мирные люди,
рабочей рукой
с усердием будем
ковать свой покой.
Он ушёл в бессмертье
Ну и круговерть была лихая…
а металл – как визг чертей в аду…
Плоть живую хищно разрывая,
рок вершил горячую страду.
Двинулись повзводно и поротно
навсегда в бессмертие полки,
портупеи лишь скрипели благородно,
да позвякивали чинно котелки.
Ты не верь, родная, похоронке,
будто я убит был на войне.
В медальоне лик твой, как иконка, —
он-то оберегом служит мне.
Не грусти. Во сне явлюсь ночами —
обо всём тогда поговорим.
И блеснёт с рассветными лучами
вдруг надежда… Поблагодарим
за мгновенья выпавшего счастья
нам благоволЯщую судьбу.
…Купола церковные лучатся,
обнажив сусальную резьбу.
Синь пронзительно раздвинет горизонты.
Не расскажем посторонним ни о чём.
Только кумушек соседских урезоньте,
от стыда пусть рдеют кумачом:
тайна есть древней библейских истин,
сквозь века её мы сохраним.
…я не слышал тот коварный выстрел
и ушёл в бессмертье вслед за ним.
Родник мужества и отваги
Следы твои, война, запомнил я;
Запомнил сёла, сёла-пепелища
И горы всякого ненужного хламья, —
И, в общем, как в суровый час ты злишься.
Наш старый дом хоть не видАл врага,
Но и на нём от горя виснет крыша,
И набок скособочилась труба,
И потолок осыпался подгнивший.
Бабуся, бабка, бабушка моя
Частенько хаживала на могилу к деду,
Там плакала, от нас таясь,
И с мужем со своим вела беседы.
А мы, мальчишки, жаркий тёплый хлЕбец
Делили, как солдаты «козью ножку»,
И слушали про то, как лютый немец
Коварством взял… и хитростью немножко.
Он много взял сначала, но потом…
Потом пришла расплата за коварство.
И он бежал, как стадо под кнутом, —
И это было лучшее лекарство.
Я видел слёзы горькие солдат,
Когда они в воскресный день иль в праздник
За тостом помянут ребят
Тех, что остались в дальних землях разных.
И мы сиде