Картинки
Екатерина Тортунова
Это дедушка, Владимир Степанович. Он прекрасный садовод, папа и дедушка. Еще он рассказывает анекдоты и поет песни. И играет в шахматы!
Это бабушка, Елена Николаевна. Она всех нас вырастила. У нее в доме всегда красиво, уютно и тепло.
Это Света, старшая дочка. Она серьезная и умная, все умеет делать сама и лучше всех!
Это Аня, младшая дочка. Когда приходишь к ней в гости, тебя всегда ждут. С Аней очень хорошо говорить по душам.
Это Катюша, внучка. Она научилась читать почти сразу, как родилась, и с тех пор не останавливается.
Это Васюша, внучка. Она очень добрая и лучше всех умеет развлекать малышей.
Это Катя. Катя – самая добрая и мудрая, а еще – заядлая путешественница.
Это Лиза, внучка. Она очень талантливая и милая, и еще – отличный дизайнер.
Это Настя, внучка. Настя так здорово рисует хной, что все девочки в очередь выстраиваются, чтобы Настя им что-то нарисовала.
Это Софья, внучка. Софья – настоящая гимнастка, очень упорная и трудолюбивая.
Это Маша, внучка. Маша – пловец. Она упрямая и сообразительная.
А это – маленькая Анечка!
Камчатка
Светлана Тортунова
Папа работал на Камчатке горным инженером, а мы с мамой и братьями жили в Москве, в коммуналке на Большой Почтовой. Папа приезжал в Москву в отпуск, но это случалось редко, всего-навсего раз в год, а все остальное время мы по нему скучали. Очень сильно скучали.
И вот однажды, в конце сороковых, мама как-то утрясла вопросы на работе, в наших с братьями школах, и мы поехали к отцу!
Сначала долго ехали через всю страну на поезде, я даже не помню, сколько, может, две недели, может, месяц. Поезд подолгу стоял на всех полустанках, брат бегал за кипятком, мама покупала на станциях вареную картошку и яйца…
Наконец приехали. Нет, пока еще не на Камчатку, а во Владивосток. Дальше – морем. Пассажиров погрузили в катер и повезли к стоящему на рейде большому кораблю. И почему-то весь катер был полон детей и женщин, наверное, так же, как мы, к отцам и мужьям ехали. Подъехали к кораблю. Корабль высоченный, до неба. А катер маленький. Как наверх забираться? Тут сверху сбрасывают лестницу, веревочную. Ветер, она шатается, ходит из стороны в сторону, а по ней – раз – матрос ловко спускается вниз, как кошка. Я даже не заметила, как он руками и ногами перебирал, до того быстро спустился. Улыбнулся, рукой помахал и стал женщин наверх подсаживать. Которые побойчее, быстро залезли, а остальные сбились в кучку и сидят. Тогда матрос крикнул что-то и сверху корзину спустили, большую, в такой, наверное, медведь пирожки нес вместе с Машенькой. И в этой корзине стали наверх детей поднимать. Дошла очередь и до меня. Мама уже наверху была, меня матрос с братом внутрь посадили, веревкой привязали, и корзина поползла вверх, медленно-медленно. Передо мной бесконечная серая стена корабля, подо мной, где-то далеко внизу – море с крошечным катером, вокруг – свист ветра. Корзину качает, и передо мной стена, стена, ужасная серая долгая стена. С тех пор боюсь туннелей и серых стен.
Что еще я помню о Камчатке? Снег, сопки, дымок из вершины Ключевской… Не очень много, сколько мне тогда было – лет 8—10. И прожили мы там недолго, года 2—3. Но некоторые эпизоды прямо перед глазами стоят, как будто вчера все было.
На Камчатке у отца был пес Джек, немецкая овчарка. Его впрягали в большие санки со спинкой, и Джек катал меня по двору. Снег, ветер в лицо – весело! И Джеку тоже было весело! И однажды он так развеселился, что выбежал вместе со мной из двора и понесся вдоль моря, по самой кромке! Я боялась выпасть, вцепилась в края санок из всех сил, зажмурилась и кричала: «Джек! Джек! Стой! Остановись!». Но он не слышал, а бежал вперед все быстрее! Отец выбежал из дома, чудом догнал Джека и остановил санки. Больше нам не разрешали кататься, пёс грустил и смотрел на меня виноватыми глазами. И я тоже грустила.
Еще я играла с соседским мишкой. Мишка – это не мальчик, мишка – это медвежонок, настоящий бурый медвежонок из леса. Совсем ручной, маленький, забавный. Я приходила к соседям в гости, и мы с мишкой подолгу валялись на полу, играли, смеялись. Такой у меня был пу