Строк-н-роль

Владимир Ильичев (Сквер)

«Первым делом с утра – помолись, как сумеешь, не драя речей… Попроси, чтобы рос тамариск и бежал без одышки ручей. Не бумажек себе попроси, а удачи планете своей, да не только родимой Руси – а планете, вот именно, всей»

Строк-н-роль

Владимир Ильичев (Сквер)

© Владимир Ильичев (Сквер), 2017

ISBN 978-5-4483-6916-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Биомузыка

На кожаных диванчиках,

в наглаженных костюмчиках,

стреляя в небо глазками

сквозь окна и стыдок,

сидит илита heroва —

опора государева,

втирает раю адское,

посасывает… сок.

На плановых объектиках,

в заплатанных спецовочках,

стреляя сигареточки

у женщин и детей,

мелькают объектоиды —

опора диваноидов,

сосут… но это мелочи,

идёт рабочий день!

В заброшенном посёлочке,

на древней раскладушечке,

в набедренной повязочке,

свеганив пир горой —

валяюсь кверху физикой,

пуляю биомузыкой,

живу… но к этой сказочке

пиши логин-пароль.

Невашный человечишко

Прокрысивное человечество

бензопилами пилит сук.

Суки, чё вам свербит… чё мечется…

Суицуки, я вам не друг.

Я планете друг, в силу мудрости,

на сыновнюю часть – моей.

Тут закон – векам из минут расти —

непроглядный для вас, людей.

Ясен пень – эти ваши скорости

перемелют всё в костный фарш —

но свербит вам ещё и ещё расти…

Чту закон. Ясен сук, не ваш.

«Мы выживаем, нас выживают…»

Мы выживаем, нас выживают

Нам на подкорке слова выжигают.

Внемлю индейцам, русским, евреям…

Внемлю всем людям, а верю деревьям.

Мы выживаем, нас выживают.

Год начинается. Пот прошибает.

Кот ищет ласки на уровне клеток.

Нотки слагаются, так или этак.

Мы выживаем, нас выживают.

С. Белониткин дела прошивает.

П. Чингачгукман, авось, не хиреет.

Молятся люди, а верят деревья.

Nach

Вы одержимые бумагой существа

с железным поводом к войне за одержимость…

А я вас выпустил, как жир, за три часа

и триста лет подпольных прав на матершинность.

Не собираюсь материться в этот раз,

но без конкретики имён в зеркальной глади

отобразятся – кабинетный дыролаз

и придорожно-однопалочные… дяди,

женщучки – тоже, рыбы в розовых мехах,

любовно содранных, железом, за бумагу.

Но я вас выпустил, как жир. Идущий nach —

я в это зеркало Herr’овое не лягу.

М. Д.

Людей затрахала рутина,

она – такая секси… у-у…

И чтиво типа Тарантино —

ещё куда ни шло, к селу.

К селу, с никнеймом Городище

(нет-нет, не ваш, не ваш район).

Рабочий люд – работу ищет

с душеспасительным рублём!

И чтиво типа этих строчек

противно вам (нет-нет, не вам),

пока паэт не сменит почерк,

пока, на крайний случай, сам

не сдаст он вольной жизни смену,

бездельник, бомж и словоплут.

А так – нельзя ему на сцену,

с которой вас… да-да… у-у.

«Рекламируете яды (это первое)…»

Рекламируете яды (это первое),

а потом противоядия (второе),

третье: двигаете слоган «Все мы смертные»,

где четвёртое – там рынок…

Файфик! Profit!

Но, во-первых, я, к примеру, яд не жалую,

во-вторых, гвоздично бодр, как Людовик,

в-третьих, мы, паэты, жизнь приемлем жадную,

так что, в-пятых (и в четвёртых) —

вы мне Pofig.

«День прошел, число сменилось…»

Если б каждый-каждый день

в мире что-то изменялось —

вы, земная светотень,

ощутили б сингулярность.

По-простому – единичность,

в полный втык неповторимость,

при которой всё: наличность,

мультиварка (или примус),

уши стен, диван под задом,

пол скрипучий, стол железный,

ТелеПутин и «РосАтом» —

всё могло бы вмиг исчезнуть.

Чтоб затем – на миг вернуться,

правда с вами не в коннекте…

Вам бы даже е… ануться

было некогда и негде.

Скучно? Ждёте изменений?

Х… ле ждёте? Изменяйтесь.

Меньше зла, корысти, лени!

Обнуляйте. Обновляйтесь.

А излишков нет в пунктире —

Небо дарит гнев и милость.

П