Где-то здесь

«Пока ещё чернеет словом лист…»

Пока ещё чернеет словом лист

и лампочка горит, пыльцой наморщась —

от мотылька – наивный оптимист,

желающий согреться… Где-то площадь

ещё шумит и музыка без нот

из репродуктора моё терзает ухо —

пока ещё… фонтан смывает пот

с брусчатки площади. Какая-то старуха

бутылки собирает из бачков,

остатки пирожков себе на ужин —

начало века… видимо таков

удел того, кто никому не нужен,

по крайней мере в данный день и час.

Синоптик обещает потепленье —

ещё… и мотылёк согреется как раз —

последний раз, под утро в понедельник.

    октябрь 21. 2014 год.

«Когда и листья закончились – голый лес…»

Когда и листья закончились – голый лес

стал почти забором. «Ау» пропадает в ветках,

не найдя адресата… кого-нибудь вообще,

кто ещё различаем в древесных сухих отметках,

как какой-нибудь, скомканный ветром, сушёный лист —

разотрёшь в ладони – останется только мусор —

ничего из того, что было – так пианист

разбирает ноты в клавишах. Савик Шустер

разбирает буквы, вдавленные в эфир,

но слова стекают, как мальчик по белой простыне…

не помогает, даже, тёплый в углу сортир —

важная вещь, особенно, поздней осенью,

а зимой – тем более. На сколько хватает рук —

потянуть за ветку, чтоб, как пером, по луже

расписаться, комкая дрожащий, неровный звук,

будто бы лужа, точно, как я – простужена…

и не спешит согреться под коркой льда,

чтобы дожить до первого потепления…

Деревья, совсем пустые, сквозь облака

пропускают небо в лужу – без сожаления.

    октябрь 22. 2014 год.

«Как листва стекается с мусором в водосток …»

Как листва стекается с мусором в водосток —

утекает прошлое, выжатое из камня —

до последней капли – Создатель не слишком строг

в выборе методов – всё убежит до капли

из последней струйки, что, как по щеке слеза —

на рукава рубашки в большую клетку,

смяв за собой ресницы, вообще глаза,

как уже ненужную в пейзаже – вообще – отметку.

И мокрые пальцы, сжимая в кулак листву,

как холодные ветки, надеются не замёрзнуть

с наступлением холода, что ближе всегда к концу,

по крайней мере – года… тем паче к звёздам.

Но терзает память, оставшаяся не у дел,

потому что бумага терпит, но не погода —

осень кончается, снег у подъезда сел,

как с пирожками школьники – не удобно

для проживающих, как на траве дрова,

смяв под собой оставшуюся природу,

т.е. тычинки, пестики, чьи права

и без того нарушены огородом,

что как последняя радость для этих мест,

тем более осенью, когда урожай в подвалах…

если останется что-то, что мышь не съест,

то до весны сохранится под одеялом.

    октябрь 22. 2014 год

Вещь

Вот и ты состарилась рядом со мной,

пепельница, купленная на распродаже,

из какого-то старого дерева, с чешуёй,

как у ящерицы, или у рыбы, даже.

Но поскольку и ты состарилась, как и я —

не имеет значения – что видишь перед собою —

долгие годы ты выручаешь меня…

Не представляю – как жил бы с такой другою.

    октябрь 24. 2014 год.

«Выходя из дома, теряешь опору. Стенку…»

Выходя из дома, теряешь опору. Стенку,

так как не знаешь когда случится обратно…

Термометр бьётся в минусовую отметку,

отмеряя уже не градусы – срок, вероятно.

И слова замерзают на выдохе, как при испуге,

точно зная количество смёрзшихся капель —

до последней, поскольку никто в округе

не способен вычислить… да и зачем им, кстати,

все эти вычислы, теряя в чернилах время —

вспомнишь однажды – считай выходной потерян…

глянешь в окно, где листья в следах старенья —

это единственное, в чём можешь быть точно уверен —

и прошло пол жизни, как будто бы время года,

смяв за собой пейзаж, как ночные простыни —

от греха подальше, чтобы в момент ухода

ничего не портило картину цветастой осени,

или зимы, тем паче, с её безличием,

что, как пустое зеркало – выцветает

с наступлением сумерек… и мается безразличием

к происходящему, к тому, что вот-вот растает

и сольётся с облаком, что, как и ты – из дома,

в птичье прос