Я всё это выдумал

Роман Казимирский

Чтобы отвлечься от мучительных головных болей, возникших в результате аварии, главный герой начинает писать. Мигрени отступают, но со временем он замечает, что сюжеты его рассказов странным образом совпадают с реальными событиями. Испугавшись, он пытается положить этому конец, но обнаруживает, что больше не в силах контролировать себя. К тому же очень скоро о его способностях узнают опасные люди.

Бессонница – мое естественное состояние. Чертово внутричерепное давление, которое я заработал во время аварии, не дает мне спокойно жить. Три года назад, пытаясь объехать идиотку-мамашу, вылетевшую на проезжую часть с коляской, я со всей дури влетел в фонарный столб. Машина – в труху, мой голова – тоже. Правда, последнюю удалось восстановить, да так удачно, что внешне теперь почти ничего не заметно. Жаль, что с внутренней частью все немного сложнее. Мой лечащий врач, Стефан, как-то сказал мне, что это великое чудо – то, что я не сижу в инвалидном кресле, пуская слюни и писая в пакетик.

– Ты пойми, шансов на то, что ты выживешь, было крайне мало, – глядя мне прямо в глаза, говорил он. – А в то, что ты сможешь вернуться к нормальной жизни, вообще, честно говоря, никто не верил. В том числе, кстати, и я. Так что не жалуйся, пожалуйста, на головные боли. Это лучшее из того, что могло с тобой случиться.

Как же, лучшее. За первые несколько месяцев я сожрал такое количество лекарств, что во мне с легкостью уместилась бы целая аптека, включая самого аптекаря. Робин-Бобин, так меня прозвала моя знакомая, милая девушка по имени Кристи. Ей всего двадцать пять, на десять лет меньше, чем мне, но мы почему-то очень быстро нашли общий язык. Познакомившись в автомобильной пробке и обменявшись телефонами, уже через неделю мы были лучшими друзьями. Знаю, о чем вы подумали. Нет, между нами ничего нет – и никогда не было. К тому же у Кристи есть парень, с которыми они живут вместе уже лет триста. Во всяком случае, так она говорит. Я его видел пару раз – ничего особенного, самый обычный городской оболтус. Но меня ведь это не касается, верно?

Я рассказываю о своей подруге только потому, что именно с нее началась эта странная история. Примерно полтора года назад, когда я маялся от очередного приступа мигрени, она предложила мне найти себе хобби, чтобы как-то отвлечься. Сначала я только посмеялся над таким предложением, но Кристи умеет быть настойчивой – и, в конце концов, мы пришли к выводу, что мне нужно писать.

– Все, что в твою больную башку приходит, – заявила подруга с таким видом, словно речь шла о какой-то безделице. – Сказки, рассказы, выдуманные интервью. Хоть за мемуары садись, все равно.

– А то, что я за всю свою жизнь ни строчки не написал, тебя не беспокоит? – я с сомнением покачал головой, пытаясь вспомнить, как правильно пишется частица «не» с глаголами – слитно или раздельно.

– Да наплевать, – хохотнула Кристи. – Ты ведь никому не станешь это показывать. А вдруг в тебе спит Кафка?

– Кто?

– У-у, как все запущено, – шутливо округлила глаза девушка. – Ну, ладно. Дюма знаешь?

– Дюма знаю. Обоих.

– Тогда представь себе, что в тебе спит Дюма. Разбуди его. Худшее, что может случиться, это бездарная рукопись, но если она отвлечет тебя от мигреней, думаю, пространство простит тебе твои каракули.

– Почему каракули? – я кивнул в сторону ноутбука, но Кристи в ответ только помахала пальцем у самого моего носа.

– Нет, только от руки. У тебя есть тетрадь?

– Есть… Стоп. Какая тетрадь? Ты мой почерк видела?

– Не видела. И видеть не желаю. Это мелкая моторика – восстанавливает функции мозга и отвлекает тебя от всякой ерунды. А от экрана у тебя голова еще сильнее болеть будет. Не спорь со мной!

И вот я стал писателем. Во всяком случае, именно так я сам себя теперь называю. Сначала мне было тяжело переносить свои мысли на бумагу, главным образом, потому, что этих мыслей было катастрофически мало. О чем может поведать миру высокооплачиваемый разработчик программного обеспечения? О том, что у него много денег, да. Или о том, что вчера он съел три порции роллов, о чем теперь горько сожалеет. Или, может бы