Охотник, восстань!
To the authors of the original storyline, Alla, Eve and Paul
Факельная процессия шла по каменистой дороге, окутанной холодным ночным туманом.
Точнее было бы сказать так – посредине шли четверо, со звериными масками на лицах: хорек, волк, медведь и лиса. Их плечи сгибались под носилками – двумя толстыми тисовыми ветками, скрепленными веревками, на которых лежало замотанное в холст тело с маской человека – железной, имитирующей черты лица, искаженные нелепой гримасой. Впереди и позади носильщиков шли факельщики, тоже с масками на лица – мелкое зверье. Зайцы, косули, белки, овцы… Главное было соблюдать иерархию: нести носилки могли только хищники, а сопровождать их – жертвы.
Участники шествия не торопились. Да, погода стояла мерзкая, промозглая, но важно было не сойти с тропы. Особой тропы, по которой живые не могут ходить.
Шли молча. Старались не шаркать и не топать ногами. Ни один звук не должен был выдать живых. Тех, кто нес покойника по особой тропе. Тропе мертвых.
Только благодаря идущим впереди факельщикам, которых в этой мгле можно было принять за диких зверей, процессия не сбилась с пути и направилась в горы. Теперь всем предстояло быть начеку и полагаться на собственные ощущения: тропа мертвых змеей бежала к перевалу и круто уходила вверх. Недобрым было то место, откуда текли густые туманы – огонь и тот не мог их развеять. Однако факелы нужны были потом, когда процессия окажется у своей цели – давно заброшенного горного упокоища.
Покойника нужно было нести особенным образом: вперед ногами, чтобы тот забыл дорогу назад к живым и больше не тревожил их.
И это правило соблюдалось неукоснительно. Всегда.
Даже при свете факелов трудно было увидеть, куда свернет тропа, и вот споткнулся один из носильщиков – хорек. Носилки упали на землю, и покойник скатился на тропу. Маска, ударившись об скалу, слетела с его лица.
Все замерли в суеверном страхе. Еще бы: покойник свалился, маска сорвалась, и он увидел тех, кто нес его. Дурной глаз, ох дурной.
Когда труп снова водрузили на носилки, и маска закрыла лицо мертвеца, тот, на ком была маска белки, тихо прошептал:
– Он ногами к живым упал.
Но на него не обратили никакого внимания. Процессия тронулась дальше.
Вверх, вверх, вверх по скользкой дороге. Начался дождь и превратил тропу в грязевое месиво. А потом путь лег вдоль обрыва – извиваясь змеею, он понес вниз, за перевал, но процессия шла едва переставляя ноги: и так легко было свалиться в пропасть, а тут еще грязь в помощь. Великое дело – обычаи. Ради них стерпишь все.
Прошло еще немало времени, прежде чем процессия спустилась в узкую ложбину – коридор с высокими стенами, уводивший в непроглядный мрак. Теперь уже было недалеко.
Наконец, процессия вышла в идеально круглую небольшую площадку, открытую всем ветрам. Она возвышалась темной землей, словно уступ, но во тьме этого не было видно. Медведь поднес факел к земляной поверхности, что-то выискивая, а когда нашел, махнул лапой и носилки поставили наземь, закрыв яму – заготовлена она была заранее, да так, чтобы в нее можно было поместить человека в скрюченном положении. Как будто он не родился еще.
Вокруг охотника хищники выставили жертв, а сами оказались позади, словно темная стена. Тишину нарушали только порывы шквального ветра да капли дождя, мерзкие, тяжелые, словно свинец. Факельный огонь под их бременем корчился, будто испытывая последние судороги.
И вот начал медведь.
– Умер вождь, умер брат, умер Охотник наш.
Далее тоскливо затянул волк.
– Как нам быть без его силы и крепких рук?
А потом запричитала плакальщица-лисица.
– Милый брат, друг родной, что нам есть и что пить?
Заскулил хорек.
– Без вождя и господина никому не жить.
Далее воцарилась мертвая тишина. Прекратился дождь и даже ветер умер.
– Ну, а эти что молчат? – проревел медведь, ударив первую попавшую под лапу жертву, которая оказалась зайцем. – Заяц, по обычаю, говорит первым.
– Нет, пусть овца начнет, – предложила лиса. – Нет сейчас от зайца никакого толку.
Заяц лежал в грязи, сжавшись от боли в комок меха и не издавая ни звука. Тем временем, волк схватил овцу за ш