Память и имя

Наталья Драгунская

Сага, длинною в век, o московской семье, в жизни которой отразилась послереволюционная эпоха и судьба родившегося в ней поколения, прошедшего через горнило голода и разрухи, сталинского террора, войны, дела врачей, хрущёвской оттепели, брежневского застоя, диссидентства и иммиграции. История любви главных героев, Арнольда и Бэллы, их преданности друг другу, и истории людей, им близких, на фоне глобальных событий, происходящих в то время в России – вот о чём этот роман.

Наталья Драгунская

Память и имя

роман

Посвящается моим родителям и их поколению

«И дам я им в доме Моём и в стенах Моих память и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя, которое не истребится».

    Пророк Иссая (56:5).

«Но кто мы и откуда,

Когда от всех тех лет

Остались пересуды,

А нас на свете нет?».

    Б. Пастернак

.

Наконец все от неё отступились, и настал покой. Это было непривычно. Она никогда не жила в покое, в движеньях была скора и в действиях энергична, но сейчас, когда уже ничего не осталось, он был ей нужен, чтобы сосредоточиться на главном. Главным был уход, окончательный и непоправимый, который должен был соединить её с теми, кто уже давно ждал её, с теми, кто когда-то, очень давно, в другой жизни и в другой стране был её семьей.

Семья

Семья была большая и шумная. Переехавшая в двадцать первом году прошлого века в Москву из маленького белорусского местечка, где так мирно уживались славянские и неславянские племена, она попала в разгромленную голодом и гражданской войной столицу, в центре которой на Сретенке возвышался семиэтажный дом, принадлежавший когда-то страховому обществу «Россия», а ныне называвшийся просто «Дом России»; и в нём среди множества общих квартир (великое достижение советской власти: отбирать жилье у законных хозяев и отдавать его незаконным!) была одна, в которую их всех – отца с матерью и семерых детей – и поселили, выбрав для этого самую большую в ней комнату, аж в тридцать квадратных метров. Отец, который эту комнату и в придачу к ней именную шашку и получил за свои заслуги перед Первой Конной армией [1 - Первая Конная армия – конная армия под предводительством Будённого в первые годы революции, боровшаяся с её врагами.], сразу же умчался обратно устанавливать советскую власть на тех территориальных участках России, где она ещё не была установлена, а мать с детьми осталась, как водится, дома: подбрасывать поленья в семейный очаг, над огнем которого всегда должен был висеть неостывающий котелок с супом, или, на худой конец, с кашей, – для поддержания семейного уюта, ну и, конечно, для пропитания всей семьи. Только вот с пропитанием в то время и, как следствие его, с уютом, было довольно туго. Стояли сильные холода, не такие, может быть, как за сто с лишним лет до этого, от которых половина Наполеоновской армии, не вынеся русской зимы, вмерзла насмерть в российские дороги, но, тем не менее, вполне достаточные, чтобы довести голодного и холодного индивидуума (ни дров для обогрева, ни картошки для супа, ни керосина для примуса, на котором этот суп можно было бы сварить, не было) до предсмертного состояния. И это привело к тому, что в один прекрасный день старший сын, который в свои пятнадцать лет уже работал в типографии, придя вечером домой и обведя комнату внимательным взглядом наборщика, складывающего гранки в предложения, не досчитался двоих самых младших, трехлетнего Наумку и двухлетнюю Бэллочку. Никто с визгом не бросился ему навстречу, никто не повис на нем с риском оторвать рукава от его и так дышавшего на ладан пальто, никто, сопя, не влез к нему в карман в надежде найти ландринку [2 - Ландринка – леденец.] или сухарик: в комнате было непривычно тихо. Он в растерянности заозирался, не в силах понять, что происходит, потом посмотрел на мать. Она понуро сидела у стола, взглянула виновато, как бы отвечая на его безмолвный вопрос, и опустила голову.

– Где они?

– Свела с утра в детприемник [3 - Детприёмник – детский дом.].

– Мам, ты что?

– Так есть же нечего, сынок, заморим ведь малышей, а там всё-таки кормят.

– Где детприёмник?

– Тут недалеко, на Т