Татьяна Дмитриевна проснулась от стука в калитку и нетерпеливого звяканья щеколды. Испуганно приникла к окну, за которым бледнела низкая облачность, – одинокой, ей постоянно мерещилось, что в дом лезут налетчики и грабители, – но, разглядев сквозь голые ветки розовую курточку, поняла, что дочь азартно дергает затворы. Спокойствия это обстоятельство Татьяне Дмитриевне не прибавило, потому что Саша должна была в это время находиться в Москве: либо на работе, либо в съемной комнате, на пару с соседкой. А оказаться ранним утром, когда не ходили электрички, дома – для этого требовались серьезные причины, и Татьяна Дмитриевна подозревала, что они не радостные. Поэтому она, накинув тужурку на ночную рубашку, побежала к калитке в тапочках и, вместо привета и улыбки, встретила дочь тревожным вопросом:
– Ты чего? Уволили?
Лихорадочное Сашино выражение и остановившиеся водяные глаза ей не понравились.
– Мне в вечернюю, я на машине… Мам, я есть хочу!
Саша увернулась от расспросов и побежала в дом. Татьяна Дмитриевна шла за ней по пятам и бормотала:
– С ума сошла! Среди ночи!..
– Успокойся, мам, – не на чужой, Милкин дядя бочки вез в огород, я с ним.
Татьяна Дмитриевна повесила Сашину куртку на вешалку и усадила дочь за стол, продолжая недоуменно бормотать:
– Кто такой Милкин дядя?.. Может, хуже чужого…
Саша не отвечала на материнские нотации, а смеялась, и это тревожило Татьяну Дмитриевну. Она скорой рукой смешала тесто в эмалированной миске, поставила перед дочерью горячие оладьи и спросила в упор:
– Рассказывай. Что стряслось?
Саша размазала растекшуюся сгущенку, собралась с духом и выпалила:
– С Женей встречалась. Вчера…
Татьяна Дмитриевна взялась за сердце.
– Ох… – только и выговорила она.
Женя был горячей и единственной Сашиной любовью. Им она жила, за ним в свое время подалась в Москву, не смущаясь ни его абсолютным равнодушием, ни наличием любимой жены и сына.
– Мама! – взмолилась Саша. – Порадуйся за меня! Я же к тебе, я же сразу…
Татьяна Дмитриевна нахмурилась, внимательно изучила Сашино лицо и вынесла вердикт:
– Ты не ко мне приехала. Идиоткой-то меня не считай.
Она поджала губы. Личная жизнь дочери казалась Татьяне Дмитриевне неправильной, но на этом огорчения не заканчивались – она была уверена, что Саша приехала не домой, не к матери, а к призраку брата-близнеца, который терзал ее с детства странной привязанностью. Эту стыдную тайну семьи Татьяна Дмитриевна, как могла, скрывала от окружающих и от этого мало общалась с подругами, забросив старые знакомства. Если в детстве чудачества дочери еще могли сойти за милую возрастную шалость, то теперь Саша была взрослая, и всерьез объяснить людям, что она разговаривает с покойным братом, было неловко. Покачав головой, она вышла из кухни и принялась собираться – скоро надо было на работу. Когда Саша допивала чай, она вернулась одетая и готовая.
– Ешь, и пойдем, – сказала она решительно. – Как раз на электричку успеешь.
Саша растерялась.
– Мам, я… Может, я отдохну?..
– Одну не оставлю, – возразила Татьяна Дмитриевна. – А мне на станцию пора. – Она вспомнила: – Семена привезла? Которые Лена обещала?
Саша покраснела.
– Мам, забыла.
– Я же говорю, – вздохнула Татьяна Дмитриевна. – Ты обо мне не думала.
Она отвернулась от слез, выступивших на Сашиных глазах. Дочь взяла тетрадный лист со списком, куда Татьяна Дмитриевна заносила текущие дела и необходимые покупки, и произнесла с упреком:
– Мам, может, ты меня в свой список добавишь?
– Добавлю, – пообещала Татьяна Дмитриевна. – Когда дурь из головы выбросишь.
Она вывела дочь на улицу и заперла калитку. Саша дрожала от обиды, но не возражала. На углу им встретилась соседка баба Аня, которая сообщила:
– Татьян, участковый чего-то заходил вчера. Искал тебя.
Оставшийся путь Татьяна Дмитриевна шла рядом с Сашей, но уже не думала о дочери, а гадала, зачем приходил участковый. Опять что-то с сыном Лешей? Еще она вечно боялась, что отберут дом. Примут закон – и отберут. Сначала они двигались по выбитому асфальту, вдоль черных канав, оскобленных граблями, мимо заборов из штакетника с ромбовым узором, но обитатели