И в аду есть герои

Вадим Юрьевич Панов

Тайный Город #5

Новый синтетический наркотик «стим» оказался способен порождать чудовищ не только в воспаленном мозгу наркоманов. Благодаря «стиму» пришел в этот мир верный слуга Великого Господина. Пришел, чтобы возродить посеянные тысячелетия назад семена Ненависти. И снова, как уже случалось в далеком прошлом, смертельная опасность заставила нынешних хозяев Земли – людей объединиться с потомками древних магов, правившими планетой в доисторические времена. С жителями Тайного Города…

Вадим Панов

И в аду есть герои

Пролог

Москва, ВНИИПВВЧ при АН СССР

1989 год

– Сколько раз он уже сделал это? – зачарованно спросил Монастырев.

– Не считал, – честно признался ассистент, – точнее, сбился. Но он не слезает с турника тридцать минут.

– Невероятно.

Они сидели за столом перед огромным, во всю стену окном, открывающим вид на большой зал. Штанги, тренажеры, внушительных размеров гантели, гири – в зале было собрано «железо», которому позавидовал бы любой спортивный клуб, а в центре возвышался турник, на котором сноровисто подтягивался среднего роста, голый по пояс мужчина, щедро расписанный синими уголовными татуировками. Его телосложение никак не соответствовало понятию «атлет».

– Показатели? – тихо, словно подопытный мог услышать через плотное стекло, поинтересовался Монастырев.

Датчики были закреплены на теле уголовника и тонкие провода шли на расставленные в зале приборы. Ассистент бросил взгляд на самописцы:

– Он едва начал уставать.

– Невероятно, – повторил Монастырев. – Когда был сделан последний укол «ратника»?

– В субботу.

– Два дня назад! И эффект наблюдается до сих пор!

– Это прорыв, Геннадий Прокопьевич. – Ассистент восхищенно посмотрел на Монастырева. – Это гениальное достижение! Это…

– Это только начало, – прошептал Монастырев, – это только начало.

Уголовник продолжал подтягиваться с равномерной неторопливостью механического поршня. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх… Его лицо, невидимое наблюдателям, было угрюмо, а по низкому лбу медленно стекала первая струйка пота.

///

– Ну, и на какой стадии разработок мы сейчас находимся, любезнейший Геннадий Прокопьевич? – Горелик, толстый, рано облысевший заведующий лабораторией, вальяжно развалился в кресле, неподвижно уставившись на подчиненного круглыми навыкате глазами.

– Я… то есть мы сейчас как раз проходим третий этап испытаний, – сбивчиво сообщил Монастырев. – Подопытные, как вы, Савелий Исаакович, знаете, принимают препарат в течение трех недель и утвержденный план-график предполагает…

– Знаю, знаю, – зевнул Горелик. – Третий этап включает шесть недель непрерывного приема препарата и еще шесть недель наблюдений.

– Да, – облегченно выдохнул Монастырев.

Невысокий, хрупкий, с невыразительным лицом, главным украшением которого были, несмотря на возраст, юношеские прыщи, Геннадий Прокопьевич производил впечатление задерганного клерка, непрерывно ожидающего очередной головомойки. За что? Да ни за что, потому что подвернулся. Каждый вызов к начальству был для Монастырева психологическим шоком и Савелий Исаакович прекрасно об этом знал.

Скромный в быту, замкнутый, одинокий Монастырев не интересовался ничем, кроме науки и вполне мог стать светилом, если бы не врожденная неуверенность в общении с людьми. Геннадий Прокопьевич панически боялся публичных выступлений, был патологически не способен отстоять в споре свою точку зрения, не обладал той долей здоровой наглости, которая необходима для продвижения любых, даже самых замечательных идей. Именно поэтому при всем своем таланте Монастырев до сих пор служил доцентом на мелкой должности заведующего сектором лаборатории в закрытом НИИ, обслуживающем интересы имперской армии.

– Проект «Ратник», – с хорошо отрепетированной «научной» задумчивостью произнес Горелик. – Каковы последние результаты?

Завлаб только вернулся с симпозиума в Варне, был весел, загорел и жаждал досконально разобраться в поднадзорном учреждении, «окунуться», так сказать, в научные изыскания.

– Результаты замечательные, – занервничал Монастырев. – Потрясающие перспективы! Через неделю после начала прие