Стихопульсы
Михаил Анмашев
«Стихопульсы» – первый сборник стихов Михаила Анмашева, в котором виден свой, узнаваемый с первых строк, неповторимый стиль. Поэзия Анмашева – воплощение мужественности и интеллекта в сочетании с пульсирующей энергетикой, захватывающей искренностью автора и широтой его мышления.
Михаил Анмашев
Стихопульсы
Сборник стихотворений
* * *
И он уходит, сбросив плащ с руки, зажав в руке счастливую монету,
искать другую стильную планету, и наплевав давно уже на эту,
оставив тут интриги, склоки, плач…
Пройдёт три года, брошенных в пыли дорог, хайвеев, встреч и расставаний,
пройдёт и квинтэссенция всех маний, и паника познаний и дознаний,
как будто растворяются вдали…
Он ненавидит склочность городов, ажурность зданий, вычурность конструкций,
все методы дедукций и индукций и конформизм, что освятил Конфуций,
к чему, он сам не знает, но готов…
Походы в бар, соседний, за углом, там градусы иллюзий, жажда смака,
там Три сестры, и Бег, и Тропик Рака, О, дивный новый мир – Рамона, где Итака?
молчим, молчим, и ждём, и пьём, и ждём…
Оттуда Путешествие на край…, в ночи и Пене дней… до Чевенгура,
Невыносима лёгкость бытия, невыносима Пустота и Дура,
смесь стоика и в чём-то Эпикура,
Сто лет… Над пропастью – и снова отползай…
Звучит не джаз, не реквием, не блюз, тут Пересмешник с Фаустом смеются,
и крутится замызганное блюдце, на Ярмарке тщеславий слёзы льются,
и Трём Товарищам опять не выпал туз…
Обычный гам, и шум, и суета, привычность жизни замкнутого бара,
за столиком налево – та же пара, пронзительность набоковского Дара,
Играем в бисер – выдайте счета…
Женя Гершман. «Вильем» (деталь). Холст, масло. 30?67 дюймов
* * *
Что за прелесть растёт в одночасье и всё по-прямой,
и не в губы уже, как бы в пасть – я, только с рваной,
избитой спиной,
и копает со дна эта страшная странная драга,
только катит во сне белопенный ревущий Бискай,
не в объём, а на плоскость – в равнину, в без край,
ты ж смеёшься и плачешь, услышав пророчество мага,
отступив на два шага…
Хорошо бы на память все Книги Исходов прочесть,
под весёлые блюзы и стук отжигающих шпилек,
под которые стелена чистая, свежая жесть,
составляя Исходам в уме панегирик…
Ты стоишь перед некой условной чертой,
этой вечной уже, залитой под тобой мерзлотой,
и спиной, и спиной – понимаешь, что сзади лишь враг,
как отшельник уходишь уже ни за что,
только тельник и душу порвёшь на все сто,
тут смеётся, не плачет продуманный маг,
наступая на шаг…
Хорошо бы не солью питаться, а соком земли,
разжигая глаза изумительным солнечным блеском,
но святые навеки отсюда ушли
под стенанья с винтовочным треском…
И горит, разжигаясь костёр, или знак, или купол,
в этом споре пустых, обезличенных кукол,
в череде нескончаемых сумрачных драк,
не найдёшь, не находишь, по-первой, приют,
только спермой со злобой плюют,
и заходится в крике озлобленный маг,
тут ступаешь на шаг…
Не наденешь уже с рукавами актёрский хитон,
и проходят катрены сквозь жизни с боями,
разломав этот старый гнилой лонжерон,
и на спор с рубаями…
Что-то скажет навскидку, в огляд Робеспьер,
может, он бестелес, эшафот опустел,
может, есть исторический слепленный брак,
и не мил белый свет, белый свет только сер,
зря строчил на равнину Вольтер,
ухмыляется тут одуревший с беспамятства маг,
отступая на шаг…
Медный хор этих труб окружил Иерихон,
ноты тут же сдаются в тираж и в печать,
этот хор для окрестных поющих сторон
надо лишь здравосмысленно перекричать…
И идёт, будто что-то впервые, на слом,
и пьянит и дурманит, как с водкою ром,
и исписаны красные стены, как стены рейхстага,
под оркестр винтовочных флейт