1.КРАСКИ

Они сидели на голой земле. Опять ослушались маму, – она ведь сто раз говорила им, что можно простудиться! Опять им достанется, если она узнает. Но что делать? Оба так не любили всех этих правил, – если сидеть во дворе или в саду, то всегда подстилая покрывало, если рисовать, – так кисточками и на бумаге, есть непременно вилкой (хотя руками ведь гораздо вкуснее!), волосы обязательно закалывать или заплетать в косу, – это для нее, конечно же, ему волосы закалывать не нужно, каждый раз мыть руки перед едой, -будто бы еда не появляется из той же самой земли, которой они их испачкали, всегда по утрам говорить: «доброе утро!», хотя почему бы не сказать просто: « утро!» или: « звонкое утро!», или: « веселое утро», или: « привет, я так тебя люблю!», и то же самое, ну абсолютно то же самое с этой вот « спокойной ночью», – а, может быть, им вовсе и не хочется спокойной ночи, может, им как раз хочется веселой шумной ночи, – с шутками и хохотом до слез, или с разными историями в темноте, – ведь, когда гаснут все огни и кто-то тихо, полушепотом о чем-то говорит, истории становятся совсем другими, они будто оживают и наполняют собой весь дом. Они же все равно не засыпали сразу, и долго перешептывались, рассказывая друг другу разные истории и смеялись, закрыв руками рты, чтобы родители думали, будто они спокойно спят… Или: « волшебной ночи», – ах, как им обоим хотелось, чтобы с ними ночью, когда никто не видит, произошло что-нибудь волшебное, как в тех историях, которые рассказывала им на ночь мама, в сказках, – а сказки, это чья-то выдумка или все это действительно случалось с кем-то на самом деле? – и они, переполненные мыслями обо всех этих чудесах, закрывали глаза… Но старались не засыпать как можно дольше, надеясь, что вдруг и с ними произойдет что-то волшебное, – вот заглянет ночью в их окошко фея, или гном вдруг начнет колдовать в их саду, или… Ну, мало ли, что еще волшебного могло бы произойти, оно же на то и волшебство, чтобы быть необычным, а, поскольку с волшебным и необычным они пока знакомы не были, то, конечно же, точно сказать, каким именно должно было быть это волшебство, они не могли. Но отчего-то знали, что если уж оно и произойдет, то непременно ночью, – наверное, потому что днем все происходит, как обычно… Зачем же каждой ночи обязательно быть именно спокойной, они совершенно не понимали. Вообще, они не понимали многого из того, что делали родители. И все равно понять бы не смогли. Поэтому, опять не взяв покрывала, они, потихоньку от мамы, забрались в самую потаенную часть сада, – она почему-то была заброшена, и ничего здесь не росло, ну вот совершенно ничего, даже трава, да к тому же еще зачем-то и ограждена заборчиком, – и устроились на голой земле.

Но устроились они там не просто так, конечно же. Просто так можно было устроиться и под грушей, – там порхало множество цветастых бабочек, которыми можно было любоваться часами, а пока любуешься, можно было и груш наесться. Груши, только поспевшие и падающие с дерева, всегда самые сочные, сладкие и вкусные, – этого мама, кстати, тоже почему-то не знала, думая, что самыми вкусными они становятся после того, как их принести домой, помыть и выложить на красивое большое блюдо. А ведь именно только упавшие груши, прямо с земли, на самом деле и были самыми вкусными. К тому же, они были горячими от солнца, а по дороге домой уже остывали. Может, мама просто больше любила холодные груши…

В общем, Аня с Петей забрались в дальний участок сада вовсе не просто так, а по делу. Они забрались сюда с красками. Чтобы рисовать. Им давно уже не давал покоя этот странный кусок голой земли. Вот они и решили разукрасить его.

– Давай, – восторженно, с горящими глазами, звонко подгоняла Петю Аня, хлопая в ладоши. – Давай-давай, давай!!! Начинай!

– Нет, – тихо отозвался Петя, пытаясь сделать серьезное лицо, – у него это уже практически получалось, правда, серьезность держалась недолго, но он был мальчиком, а поэтому обязан был научиться серьезности (ну, Петя считал, что обязан, хотя все остальные совершенно не понимали этого его стремления и даже тихонько над ним посмеивались), –